Не может быть! Мочалов откинул наушник. Нет, он не ослышался. Действительно, Митчелл, разбрасывая снег, свистал эту знакомую, въевшуюся в память с детства песенку. Это казалось невероятным, но это было так. Мочалов шагнул к Митчеллу и взволнованно схватил механика за рукав.

— Почему вы свистите эту песню? Откуда вы ее знаете? — спросил он быстро и почти сердито.

Митчелл воткнул лопату в снег и удивленно посмотрел на пилота.

— Если вам не нравится, я могу перестать, пайлот. Я вспомнил ее случайно, — сказал он виновато-недоуменно.

— Нет, нет, — прервал Мочалов, — пожалуйста… Я только хочу знать, откуда вы знаете эту песню? Где и когда вы услышали ее впервые?

— Где и когда? — Митчелл с возрастающим изумлением смотрел на взволнованного командора, — но это совсем нестоящее дело, пайлот. Мальчишкой я учился в военной школе, и мы всегда пели эту песню. Ее привезли в Америку наши солдаты с большой войны. Они переняли ее у английских томми. Наш воспитатель был из солдат и обучил нас. Дурацкая песня, пайлот, но эти паршивые мотивчики вцепляются в человека, как клещ в коровье брюхо. Трудно запомнить хорошую арию из оперы, а такая чепуха застревает в мозгу на всю жизнь. Я люблю свистать ее во время работы. От этого становится легче и веселей.

Мочалов молчал. Сложный узор воспоминаний стремительно развертывался перед ним. От перрона разгромленной станции Приволжья до этой минуты на синем ночном снегу Аляски. Он был очень взволнован и не мог сразу справиться с волнением.

— А почему вас так интересует эта песня, пайлот? — осторожно спросил Пит.

Мочалов ответил не сразу.

— Это забавно, — сказал он наконец, — очень забавно. Мы могли бы никогда не встретиться с вами, Митчелл. И никогда не знали бы, что есть два человека, совершенно различных человека, которые любят петь одну песню. Дурацкую песню — вы правильно сказали. Я тоже знаю ее, Митчелл. И ко мне она привязалась с детства. Только вас научили в школе, а я узнал ее, когда был бездомным бродячим щенком. Очень странно.

— Да, пайлот, — ответил Пит, подумав, — и я тоже говорю, что это очень странно. Я никогда не смог бы предположить, что вы знаете эту песню.

Мочалов усмехнулся.

— А скажите, Митчелл, вы знаете, что такое «Типперери»?

Митчелл прислонился к фюзеляжу и долго смотрел перед собой, как будто припоминая.

— Говорят, что это маленькая деревенька, кажется в Ирландии, если я не ошибаюсь. Но мне наплевать на это, — сказал он вдруг с нежданной горячностью, — наплевать. Я не интересуюсь и думаю, что эта деревня просто выдумана. Я люблю иногда помечтать, пайлот. Когда живется не очень легко, иногда позволяешь себе думать о хорошей жизни, пайлот. И в мечтах я представляю себе, что Типперери — страна чудес, в которой жила Алиса. Что это счастливая большая земля, где солнце светит, не заходя, где нет несчастных, больных и бедных, девушки красивы, как феи, и добры, как ангелы, а цветы громадны и пахнут счастьем.

— А вы представляете себе, где находится эта земля? — спросил Мочалов.

— Нет, пайлот. Наверное, такой земли совсем нет. Она ведь должна быть очень большой, и если б она существовала, люди знали бы о ней. Это только мечта маленьких людей, пайлот. Им хочется счастья, и они выдумывают себе такую счастливую землю. Я спрашивал у многих, где может быть земля, на которой всем одинаково хорошо живется, но никто не знает адреса. Или она не существует, или она провалилась в океан, как вулканический остров.

— Вы так думаете, Митчелл? — спросил Мочалов. — Тогда вы плохо знаете географию счастья. Такая земля есть.

— Мне не удалось много учиться, пайлот, — Митчелл вздохнул, — но в нашей школе географию учили подробно. Только преподаватель никогда не говорил о такой земле. А вы знаете ее, пайлот?

— Ваш учитель бы стар и слеп, Митчелл. Он не мог знать, где большая счастливая земля. А я знаю. Я могу показать вам ее. И вы ее увидите.

— Где же она?

— Это моя родина, Митчелл.

Пит оттолкнулся от фюзеляжа и засмеялся:

— Вы говорите о России?

— Бывшей России, Митчелл, которая провалилась в океан, как вулканический остров. А на ее месте поднялся из волн Советский Союз.

Митчелл развел руками.

— It is long way to Tipperary, it’s long way to go… [48] Простите, пайлот, но вы тоже рассказываете сказки. Я кое-что знаю о вашей стране. Я не верил россказням, что вы ходите одетыми в свои бороды и едите человечье мясо. Раньше не верил, а теперь подавно. Но насчет счастливой земли вы меня не уверите. Вы поставили себе задачу догнать и перегнать Америку, я читал об этом в газетах. Если вам понадобилось догонять нас, — значит, у вас хуже, чем у нас, а Америка совсем не похожа на счастливую землю. Как могут быть счастливыми люди, которые не могут иметь ничего своего и которые ни во что не верят?.. Это невозможно, пайлот.

— Вот что! — засмеялся Мочалов. — Но у вас ложное представление о том, что мы имеем и во что верим.

— Если я думаю неправильно, я хотел бы узнать правду, — серьезно сказал Пит.

— Видите ли, Митчелл. Рассказывать вам все будет долго и трудно. Многое просто покажется непонятным или неправдоподобным. У нас будет еще впереди время для разговоров. Я только отвергаю ваше представление, что мы ничего не имеем и ни во что не верим. Мы имеем все, кроме права эксплуатировать человека. И верим, но не в бога, а в знание и труд.