Первый немецкий экономический катаклизм не смог привести к власти Адольфа Гитлера. Пришлось применить второй. 29 октября 1929 года, в знаменитую «черную пятницу», на фондовой бирже в Нью-Йорке произошла небывалая финансовая катастрофа [141] . С этого начался сильнейший мировой экономический кризис, так называемая «Великая депрессия». По очередному «чудесному» совпадению она продлилась ровно до назначения Гитлера рейхсканцлером [142] . Однако это в истории «Великой депрессии» еще не самое удивительное.

Проанализируем факты, и только факты. Что прежде всего бросается в глаза? Странная связь между причиной и следствием. В Америке случился кризис, а в Германии к власти пришел Гитлер. Именно так нам говорят господа историки. Где же тут логика? Это в США маклеры и брокеры стреляются, выбрасываются из окон небоскребов, но злодей Гитлер почему-то приходит к власти совсем в другой стране. И вообще – кризис-то мировой. Именно это нам объявляют главной причиной победы нацистов. Уж такой был кризис, такой сильный! Мировой! Вот германские бюргеры и захотели твердой руки.

Все вроде бы логично. Во времена потрясений всем людям хочется стабильности, и они охотно идут за тем, кто ее олицетворяет и обещает. Вот только одно но: если кризис мировой, то «гитлеры» должны были бы прийти к власти не только в Германии, но и везде. Ведь кризис победно шагает по всему земному шару, а не только по немецкой земле. Из Нью-Йорка и Вашингтона кризис, как цунами, равномерно расходился по всему миру (за исключением СССР). Но нигде к власти в это время не пришло ТАКОЕ правительство, ТАКАЯ партия и ТАКОЙ лидер!

Разве это возможно? Или кризис, как точечный удар, поразил только германскую экономику? Вопрос очень важный, поэтому в книгах о Гитлере и нацизме вы найдете подробные описания экономических последствий кризиса для Германии, но никогда – для Англии или самих США. В крайнем случае автор отделается общими словами: «В Англии и, особенно, в Соединенных Штатах экономические и социальные последствия были, пожалуй, и не слабее…» [143] А потом начинает долгий рассказ о количестве безработных только в Германии. И у читателя складывается впечатление: трудности были исключительно у немцев, поэтому и Гитлера выбрали именно они.

Это ложь. Не случайная, а призванная скрыть ту помощь, которую получил бесноватый фюрер. Ведь именно Германия должна была напасть на Россию, а не Франция, и не Англия, и не США! Поэтому именно в Германии к власти должно было прийти агрессивное руководство.

Трудности в Германии были действительно велики. И, как мы уже отмечали, как только рассказ о восхождении нацистов к власти касается конкретных цифр, у авторов-историков начинается поразительный разнобой.

«В сентябре 1929 года число безработных дошло до 1 млн 320 тыс. человек, к сентябрю 1931 года – до 3 млн.» [144] . Это мнение советских историков. А западным исследователям надо приглушить роль их правительств в приходе Гитлера к власти. Поэтому их оценки германской экономики того периода намного более мрачные: «…Еще в начале 1929 года. число безработных впервые перешагнуло за 3 миллиона» [145] . Другой западный исследователь, А. Буллок, тоже называет цифру в 3 млн еще до начала мирового кризиса [146] .

В книге, выпущенной в СССР, цифры абсолютно другие. Даже логика динамики безработицы иная: она снижается к моменту кризиса, а с его началом опять растет: «В 1928 году безработица впервые с 1918 года упала до 650 тысяч человек (раньше она все время превышала миллион)» [147] . А у западных исследователей количество не имевших работы немцев скачет, словно заяц, вне всякой логики. Ведь они сами пишут, что именно чудовищный рост безработицы, вызванный кризисом, привел миллионы людей к мысли голосовать за Гитлера. А до октября 1929 года в стране наблюдался экономический рост, и, не будь мирового краха, нацисты никогда бы не пришли к власти. Какая же стабильность при 3 млн безработных? При чем тут «черная пятница»? Вы уж определитесь – либо была в Германии стабильность и тогда виноват мировой кризис, либо там были миллионы безработных и тогда виновата Веймарская «демократия».

Но задача, которая стоит перед западными учеными, сложна, даже в чем-то противоречива. Надо дать объяснение прихода Гитлера к власти, свалив все на экономическую стихию, людям неподвластную. Отсюда и противоречия, словно западные авторы не читали своих собственных книг. Ведь через одну страницу (!) после утверждения, что 3 млн безработных было в Германии в начале 1929 года, И. Фест, к примеру, пишет, что в сентябре 1930 года их число «вновь превысило 3 млн» [148] . Исследователь не пишет, как сильно колебалась эта цифра. Да нам это и не нужно! Если число безработных колебалось сильно (например, упало от 3 млн до 2 млн, а потом опять взлетело до 3 млн) – это признак редкой нестабильности. Если ряды не имеющих работы колебались чуть-чуть (от 3 млн цифра опустилась до 2 млн 900 тыс., а потом снова перевалила трехмиллионный рубеж) – это опять же признак нестабильности. Ибо безработица постоянно высока, и положение в стране тупиковое.

Задача перед западными писателями и вправду стояла очень сложная. Ведь сваливая всю ответственность за приход Гитлера к власти на кризис в Веймарской республике, при этом нельзя ни в коем случае показать, что установленная в Германии «демократия» управлялась из-за рубежа в интересах Великобритании и США. Это не преувеличение и не выдумки автора этой книги. «За фасадом республиканских правительств и демократических институтов, навязанных победителями и потому ассоциировавшихся с поражением.» [149] – такова оценка немецкой «демократии» того периода не Герингом или Геббельсом, а Уинстоном Черчиллем!