Первой территорией, возвращенной фюрером в лоно Третьего рейха, стала Саарская область. Отторгнутая от Германии, эта земля управлялась с 1919 года комиссией Лиги Наций, а ее угольные копи в качестве уплаты репараций были переданы в управление французам. В таком режиме жители Саара жили 16 лет, и никто никогда не испрашивал их мнения о сложившейся ситуации. И вдруг им предложили самим решить, хотят ли они присоединиться к нацистской Германии, к демократической Франции или остаться под управлением Лиги Наций.

На первый взгляд, придраться не к чему. Подозрение вызывают лишь незначительные подробности, мелочи. Гитлеровская Германия развернула бешеную пропагандистскую кампанию среди населения области и даже в самой Франции. А вот со стороны Парижа агитации не было никакой. Более того, французский министр иностранных дел Лаваль за два дня до плебисцита заявил, что «Франция не заинтересована в его исходе». Нетрудно представить, какое впечатление это заявление произвело на те группы населения Саарской области, которые вели борьбу за ее присоединение к территории Франции. Свою лепту внесли и британские дипломаты. Они заняли очень «странную» позицию, решительно возражая против сохранения в Сааре управления Лиги Наций. По мнению британцев, это являлось для прообраза современной ООН непосильной ношей. Таким образом, исход референдума 13 января 1935 года был предрешен заранее. Итог – 90 % за воссоединение с Германией.

Согласно решению Лиги Наций Саарская область возвращалась в состав рейха. Когда же французский Генеральный штаб потребовал, чтобы Германия не имела права размещать в Сааре свои воинские контингенты, то французское правительство само сняло проект такой резолюции с обсуждения.

Странной позиции министра иностранных дел Пьера Лаваля в момент, когда Германия вплотную придвигалась к границам Франции, не нужно удивляться. Достаточно вспомнить, что произошло с его предшественником на этом посту – Луи Барту. Когда изучаешь биографию этого французского государственного деятеля, то главная мысль, которая возникает, – как же долго он прожил. Обычно те, кто становятся на пути столь могущественных сил и процессов мировой политики, долго по бренной земле не ходят. Луи Барту был одним из немногих западных политиков, который понимал стремление к миру в самом простом его смысле – как недопущение возрождения потенциального агрессора. Именно он возглавлял пресловутую репарационную комиссию, решавшую, сколько денег будет должна Германия по итогам Первой мировой войны. Именно под его председательством эта комиссия 9 января 1924 года тремя голосами (Франции, Бельгии, Италии) против одного голоса (Англия) констатировала, что Германия не выполняет репарационных обязательств по Версальскому договору. Следствием этого и стала последующая оккупация французами Рура, проведенная не только решительно, но даже жестоко.

Когда Луи Барту 8 февраля 1934 года получил портфель министра иностранных дел, то обнаружил открытое стремление к такому же жесткому сдерживанию Гитлера, а это, как мы понимаем, категорически не устраивало Великобританию. Политика Барту стала на пути планов подготовки новой мировой войны. Этот министр иностранных дел Франции, к примеру, известил председателя Женевской конференции по разоружению британца Гендерсона о непризнании за Германией «равенства» в вооружениях. А ведь то были лишь первые робкие шаги к накачиванию «мускулов» гитлеровской Германии. Вместо того чтобы активно сдавать Гитлеру всё и вся, Барту, наоборот, усилил контакты с французскими союзниками. В апреле 1934 года он посетил Варшаву и Прагу. Пока Польша и Чехословакия были готовы ударить в тыл немцам, Париж мог спать спокойно. По возвращении из поездки Барту выдвинул идею так называемого «восточного пакта», что позволяло гарантировать безопасность не только Западной, но и Восточной Европы. В итоге 15 сентября 1934 года СССР получил приглашение вступить в Лигу Наций, инициированное Францией. По всем направлениям деятельность Луи Барту противоречила тому, что было нужно для усиления гитлеровской Германии. К концу сентября того же года он подготовил проект комплексного договора, по которому Франция, Италия, Югославия, Чехословакия и Румыния должны были коллективно гарантировать независимость Австрии.

И расплата не заставила себя ждать. 9 октября 1934 года Барту был «случайно» убит при покушении хорватского террориста на югославского короля Александра во время визита последнего во Францию. В некоторых исследованиях вы можете прочитать, что он пал жертвой операции германской разведки под названием «Тевтонский меч». Так-то оно так. Но задайте себе вопрос: зачем немцам убивать Луи Барту, если любой здравомыслящий французский министр будет поступать так же, как он?

Обеспечивать безопасность Франции и душить германскую агрессию в зародыше – святая обязанность каждого патриота этой страны. Случись, не дай бог, убийство главы французского МИДа в наши дни – и что, завтра Франция вступит в союз с Ираном или Северной Кореей? Какая разведка станет отстреливать одного за другим всех министров иностранных дел Франции в надежде, что в Париже рано или поздно найдется предатель, готовый продать свою родину? Не может же германская разведка истреблять в высших эшелонах французской власти всех, кто болеет за свою страну!

Убивать Барту имело смысл лишь в одном случае: если немцы точно знали, что за его смертью последует всеобщая сдача Францией своих позиций, и что этому мешает один он! А такие «знания» германскому руководству могли дать только тайные контакты с британским и французским правительством.

На подобные мысли наводят и весьма подозрительные обстоятельства убийства. Было объявлено, что будут приняты особые меры предосторожности, а между тем обещанного эскорта мобильных гвардейцев не было. Да и сам кортеж двигался со скоростью неторопливого пешехода. Потом, когда машина поравнялась со зданием Марсельской биржи, раздался резкий свист. Из толпы выбежал человек и, прорвавшись (!) сквозь цепь охраны, беспрепятственно вскочил на подножку машины. Затем неизвестный сделал несколько выстрелов: король был убит наповал, Барту смертельно ранен [214] . Сразу после его смерти новый министр иностранных дел Пьер Лаваль «стал готовиться к прочной франко-германской договоренности» [215] .

Можно ли было остановить Гитлера? Можно. Для этого французское и британское правительства должны были заблокировать проведение референдума в Сааре. Германия возражать не могла: у нее не было ни танков, ни самолетов, ни солдат. Но все, наоборот, активно подыгрывали Гитлеру. А ведь это был очень важный, первый успех нацистов. После него триумфы пойдут косяком. Не хочется перегружать книгу подробностями политических интриг тех дней, иначе она будет целиком посвящена неблаговидной и «странной» политической линии Франции и Великобритании. Читатель может взять абсолютно любую книгу, посвященную этому периоду истории, и убедиться в этом самостоятельно.

Мы же только отметим очевидный факт: Адольф Гитлер был «гениальным политиком» до тех пор, пока его западные партнеры играли с ним в поддавки, лишь для вида хмуря брови и делая громкие заявления [216] .

Реакцией Запада на объявление Гитлером всеобщей воинской обязанности стали «протест» [217] Англии и «настойчивый протест» [218] Франции. Никаких реальных политических шагов не последовало. Впрочем, если быть точными, последовали и шаги. В Берлин к Гитлеру прилетела английская делегация во главе с Джоном Саймоном в сопровождении лорда Энтони Идена. Уже сам визит таких серьезных джентльменов говорил о серьезном намерении англичан «решить дело миром». Поначалу «озабоченная» английская делегация обменялась дружескими улыбками и рукопожатиями с Адольфом Гитлером. Переводивший фюреру Пауль Шмидт в своих мемуарах особо отмечает отсутствие озабоченности на лицах приехавших бриттов. Далее последовали дружелюбные переговоры.