Настойчивость Хака в необходимости сохранения абсолютной секретности была вполне объяснима. Он поведал Зорге, что им известно, что советские агенты постоянно следят за домами Риббентропа, Канариса и генерала Осимы. Несомненно, именно по этой причине, сказал он Зорге, он и выступает в качестве «посредника», чтобы связи между этими тремя людьми остались незаметными для советских шпионов.

Информация такого рода весьма позабавила Зорге: в записях, подготовленных им для Особой высшей полиции, он утверждал, что Риббентроп, Канарис и Осима находились под постоянным наблюдением именно в результате его, Зорге, доклада советским властям. Как только Хак поведал ему об этой истории, Зорге, не теряя времени даром, отправил информацию в 4-е Управление. «Я уверен, — писал Зорге, — что и за Хаком тоже после этого стали следить». И следом, может быть, лишь для офицеров «Токко», а может, и для потомков, Зорге добавил с присущим ему цинизмом: «Любой человек должен предусмотрительно воздерживаться от неосторожных разговоров и не выдавать секреты посторонним, даже если эти посторонние — его самые верные друзья».

А тем временем в Берлине Дирксен обнаружил, что, похоже, никто в Министерстве иностранных дел ничего не знает о конфиденциальных японо-германских переговорах. Вернувшись в Японию в конце лета, посол сказал Отту, что только в японском посольстве в Берлине слышали какие-то слухи о ведущихся переговорах. Однако, будучи в Берлине, Дирксен посетил Риббентропа, который и сообщил ему некоторые подробности, соизволив, наконец, ознакомить с сутью переговоров германский МИД.

Дирксен с ббльшим энтузиазмом отнесся к идее заключения антикоминтерновского пакта, нежели его военный атташе. 25 ноября 1936 года пакт этот был подписан. Зорге Дает понять, что его собственное влияние на Отта сыграло некоторую роль в том, что Отт довольно равнодушно воспринял подписание этого документа. «Конечно же, — сказал Зорге, — я был категорически против самой идеи заключения этого альянса, и я сделал все, что мог, чтобы повлиять на отношение к нему посла фон Дирксена и полковника Отта и настроить их против этого пакта». И следом он продолжает разбирать аргументы, которые он использовал в своих попытках повлиять на их взгляды. Он напомнил им о «политике Бисмарка, традиционной политике Германии: союз с Россией против Англии и Франции». Он указывал на опасность оказаться связанным в военном смысле с Японией, погрязшей в последствиях событий 26 февраля. Внутреннее положение японской армии было «весьма шатким». Более того, было бы неверно полагать, что советское правительство находится на краю краха или что Красная Армия — немощна. И, наконец, он заявил, что переговоры о японско-германском военном союзе представляли собой в конечном итоге «рискованное предприятие, начатое Осимой и Риббентропом для удовлетворения их личных амбиций».

«Мои усилия не пропали даром, и отношение Отта к альянсу было достаточно скептическим, хотя посол фон Дирксен, естественно, выступал за заключение альянса, и на его мнение мне повлиять не удалось».

Все это верно. Но следовало бы вспомнить, что в 1936 году взгляды Зорге на германо-японский альянс против России, которые он и не думал скрывать, совпадали с теми, к которым так или иначе склонялся и полковник Отт, поскольку, подобно всем, кто симпатизировал геополитической доктрине Хаусхофера, Отт предпочитал ось Берлин — Москва — Токио, и маловероятно, что Зорге сделал больше, чем просто укрепил Отта в его собственных убеждениях.

До того как разразилась германо-российская война, Зорге никоим образом не вызывал особых подозрений своими просоветскими взглядами у старших чинов и военных атташе германского посольства, поскольку мог бы напомнить им некоторые факты, с которыми они и так были знакомы, а именно, как говорил сам Зорге, «что германская армия до прихода Гитлера к власти получила огромную пользу от сотрудничества с Советским Союзом, что германские военно-воздушные силы и артиллерия, можно сказать, были продукцией советских заводов».

Продолжающиеся переговоры в Берлине, перешедшие позднее на официальный дипломатический уровень, породили, наконец, соглашение, которое можно было рассматривать не более, чем своего рода дипломатическую контрмеру против решений Седьмого конгресса Коминтерна, проходившего годом ранее в Москве. Но было, однако, и секретное приложение к этому договору, о существовании которого подозревали тогда все стороны, включая и советскую, и значительный объем международной пропаганды советское правительство и симпатизирующие ему силы направляли на обличение подлости секретных статей.

Действительно, в преамбуле этих неопубликованных статей утверждалось, что советское правительство (не упомянутое в опубликованном тексте) всячески содействует целям Коминтерна и «намерено использовать свою армию для достижения этих целей». Однако сами статьи не пошли дальше принятия на себя Германией и Японией обязательства консультироваться друг с другом, в случае если одна из сторон станет объектом неспровоцированного советского нападения или угрозы нападения. Обязательство подобного рода весьма далеко от военного альянса [74] . Русские были уведомлены, что секретные положения анти-коминтерновского пакта не представляли большой угрозы для безопасности Советов. Эта информация пришла к ним от Зорге, если не из других источников.

Однако важнейшим здесь, хотя, возможно, и неучтенным был фактор сталинской паранойи. В 1936 году Берзин — бывший начальник Зорге — находился в немилости, и было вполне в характере Сталина, даже на той стадии развития событий, затаить подозрение и против протеже Берзина в Токио.

И потому беспокойство в Кремле, возможно, не ослабевало и после получения от Зорге фотокопий двух депеш, составленных в германском посольстве в Токио почти в то же время, когда был подписан антикоминтерновский пакт.

Одна из них, показанная Зорге Оттом, представляла собой подробный отчет о японских военных возможностях в случае японо-советской войны. Она подробно информировала об усилении войск в Маньчжурии и об оборонительных позициях на маньчжуро-советской границе, которую инспектировал сам Отг. Отт докладывал, что эти укрепления были не завершены и что, по его мнению, японские силы в Маньчжурии были не готовы к войне. Японское военное снаряжение оказалось устаревшим, что делало Японию ненадежным партнером с военной точки зрения. Японии потребовалось бы несколько лет подготовки, чтобы достичь приемлемого уровня военной готовности, и потому преждевременным было бы ожидать враждебных действий со стороны Японии и Германии в отношении Советского Союза.