Ченго поднялся на ноги.

– Друзья! – прокричал он, надсаживаясь, чтобы перекрыть гомон вокруг костра. – Выпьем за нашего дорогого Макола из Аламоса, за наше процветание и за погибель вампирского племени!

Предложение встретили одобрительными криками и стуком глиняных кружек.

Ченго выпил вино залпом, не ведая еще, что это последнее вино в его жизни, и выплеснул остатки в костер.

Огонь, и без того немаленький, с ревом вздулся выше человеческого роста, будто не глоток вина, а ведро горючей жидкости плеснули на раскаленные угли. Пирующие отшатнулись, закрывая лица рукавами. Окаменев от изумления, Ченго смотрел, как из бушующего белого пламени выступает огромная человеческая фигура в плаще, отливающем вороненой сталью. Пламя не причиняло пришельцу никакого вреда, напротив, едва тот сделал шаг за границу костра, повеяло таким холодом, что, казалось, сочная трава вот-вот подернется инеем.

Человек, а быть может, демон из иного мира поглядел на Ченго. У него была только половина лица, словно высеченная из черного камня, и жуткая мешанина шрамов вместо другой половины.

– Ты – Ченго, кабатчик из Мерчетеса, – громыхнуло над лугом, и кабатчик рухнул, словно ему подрубили колени. Этот голос, холодный и равнодушный, похожий одновременно на горный обвал и на мерную поступь легиона панцирной пехоты, не мог принадлежать человеку. – Ты пойдешь со мной.

– Тесак, – проскулил Ченго, цепляясь за последнюю надежду.

Макол из Аламоса вынырнул из-за спины демона бесшумно, как кот, сжимая в одной руке длинный нож, а в другой – бич из воловьей кожи, страшное и беспощадное оружие зингарских пастухов. Его люди, отталкивая друг друга, пытались убраться подальше от костра, но упирались в незримую упругую стену. Тесак не сделал даже попытки удрать. Он напал, молниеносно и без предупреждения. Его бич, просвистев в воздухе, обвился вокруг шеи чужака.

И, едва коснувшись его, рассыпался клочьями серого пепла.

Демон в человеческом обличье не спеша обернулся к головорезу.

– Тебя более нет, – упали тяжелые слова, подобно приговору.

Макол завопил и прыгнул вперед, нацелив нож под ребра пришельцу. Тот выбросил руку и схватил голой ладонью острое, как бритва, лезвие. Гуртовщик попытался отскочить – и не смог, бросил нож – но пальцы намертво приросли к костяной рукояти. Его затрясло.

Демон продолжал тем же леденяще безучастным голосом, слышным далеко за пределами луга:

– Никто из вас не уйдет, пока не свершится возмездие за преступления, содеянные вами. Убийцы заплатят смертью за смерть. Прочих я отпущу, но никогда более вы не переступите границы этой земли.

– Никогда! Клянемся! Отпусти нас! – визгливо выкрикнул кто-то из крестьян, сбившихся, как стадо, в кучу у незримого круга.

– Кто ты? – прошептал Макол по прозвищу Тесак. – Назови себя, чудовище!

– Чудовище ты, а не я, – сказал маг по имени Элдар. Он протянул руку и коснулся указательным пальцем середины лба гуртовщика. Тесак начал называть имена. Он показывал на тех, на чьих руках была кровь жителей Льерри, и тот, на кого он указывал, умирал еще до того, как касался земли.

– Это все? – спросил маг, когда головорез замолчал. Тот молча кивнул. Маг пристально посмотрел ему в глаза, и бандит упал на четвереньки, отпустив наконец рукоятку ножа. Прополз несколько шагов, мыча невнятную околесицу и роняя тонкую ниточку слюны, сел и залопотал что-то похожее на детскую считалочку. Марефа бросился к нему с радостным воплем.

– Соберите мертвых, – обернулся Эллар к оставшимся мародерам, среди которых слышался истерический смех вперемешку с рыданиями и молитвами. – Возвращайтесь в Мерчетес. Скажите: никому дороги в Холмы отныне нет. Помните: зло, сотворенное вами, вернется к вам стократ и убьет вас.

Те, кого маг отпустил восвояси, бегом бросились разгружать одну из подвод, не веря своему счастью. Кто-то увел двух дурачков, цеплявшихся друг за друга. Все это время, пока последняя из подвод, увозящая трупы, не скрылась в ночи, маг неподвижно высился рядом с угасающим костром, под ночным небом, и перед ним на коленях стоял белобородый кабатчик. По лицу Ченго катились крупные капли пота. После увиденного он не надеялся на прощение, и теперь под черепом тупо пульсировала единственная нелепая мысль. Он неженат. Бездетен. Если есть какая родня, так разве что в Бурготе, где он родился полста с небольшим лет назад… кому же достанется «Тавро и подкова» с драгоценным мешком, надежно запрятанным под крышей в сарае?..

– … Впечатлен, – Рейе слегка трясло. Иламна взирала на одноглазого мага с суеверным почтением. – Было… жутко. Пожалуй, теперь я согласен с тобой: просто порубить их всех было бы куда менее поучительно. Эти больше не вернутся, но граница большая…

– Подай мне тот мешок, – перебил Элдар. Его лицо, не скрытое маской, было суровым и сосредоточенным. Рейенир подал искомый мешок, отцепив его от седла могучего вороного жеребца мага, при этом мешок издал глухой металлический лязг. – Оставайтесь здесь или разбейте лагерь где угодно, только не приближайтесь ко мне до утра.

– Что ты собираешься делать? – тревожно спросила Иламна. – Это не опасно?

– Нет, – коротко ответил маг. – Скорее противно. Мне нужно провести… один ритуал. К утру я закончу.

– Можно узнать, для чего предназначено сие действо? – осведомился Рейе.

– Можно. Я восстановлю Завесу.

– Как? Но ведь Корона Лесов… – ахнула рабирийка.

– … мне не нужна. Здесь другое… иная магия. Скверная, но весьма действенная. Я обещал, что более никто не проникнет в Рабиры? Так оно и будет. Теперь прошу меня извинить. Осталось не так уж много до восхода, а ведь нужно еще дать тем несчастным время покинуть Холмы.