— При оказии и очень редко.

— Почему?!

Обе неуверенно переглянулись.

— Да как сказать… Какое-то мерзкое послевкусие от него осталось. Такое неприятное, что вспоминать не хотелось.

— Пани Росчишевская, как долго вы его знали и когда это было?

— Лет семнадцать-восемнадцать назад, и эта воспитательная идиллия длилась четыре месяца.

Возняк быстро обернулся к другой даме.

— А вы?

Вторая вздохнула, огляделась и уселась на колоду для рубки дров.

— Я раньше. Я с ним познакомилась девятнадцать лет назад, а семь лет спустя разорвала эти отношения.

— Ты так долго выдержала? — удивилась Росчишевская и тоже села, на ощупь найдя за спиной мешок с торфом.

— Потому что все надеялась, что смогу его очеловечить. Кроме того, он не пытался меня вернуть на путь морали, разве что слегка отесать и одурить. В конце концов я ему выложила все, что думаю, и он этого не стерпел.

— Адрес! — рявкнул Возняк, не садясь ни на что, потому что за спиной у него лежала исключительно груда сухого тонкого хвороста.

— А что адрес?

— Адрес давайте. Где он жил?

— Где-то на Селецкой. Но я там в жизни не была и номера дома не помню… Нет, все-таки помню, Селецкая, пять, четвертый этаж, мы там проезжали, и он даже мне показал пальцем свой балкон. На балконе стояла какая-то девица, я слегка удивилась, но ни о чем не спрашивала, потому что наше знакомство было еще в самом начале и я хотела проявить такт и щепетильность. Он не любил нахальных расспросов.

Росчишевская не скрывала изумления.

— Мы с тобой точно говорим об одном и том же психопате? Какая Селецкая, он меня заволок на Подхорунжих и пробовал учить пользоваться ванной и душем, потому что таких сложных приборов я наверняка в жизни не видела. А до этого он меня тягал по пленэрам, лугам и лесам, чтобы после всяких прокуренных хаз и малин я подышала свежим воздухом. Он мне даже палаточку поставил. У-у-у, ненавижу палаточки…

— Не строй иллюзий, это он. Пленэры и палатки, ну как же без них!

— Телефон! — простонал Возняк, как раз не строя иллюзий.

— Он говорил, что у него нет телефона.

— В той квартире телефона не было.

Ответы наложились один на другой. Прозвучали они так, что Возняк, не веря своим ушам, все-таки был вынужден поверить. О ком они говорят? Какой-то совсем малахольный тип… Ну, если это тот самый, который отрубил башку лопатой… Сумасшедшие на все способны.

— И ни одна из вас его двенадцать лет не видела?

— Я — семнадцать, — напомнила Росчишевская.

— А я — да, двенадцать, — подтвердила Иоанна. — Сразу после этого я от злости уехала…

— Куда!

— Во Францию, в Данию, в Канаду, в Южную Африку… Но перед этим я успела познакомиться с Марленкой, на лужайке, но как бы через него, Марленка его знала. И еще я успела., а, нет, это уже было год спустя… укоренить ее здесь, на участке, в это кошмарное общество.

Марленка после двух кошмарных баб показалась Возняку настоящим чудом, цветком и кристальным родником. Она была нормальная! И говорила она на один голос, а не на два сразу.

— Понятия не имею, — сказала она огорченно. — Трудно описать, кем он был. Ребенком я считала, что он вроде как мой дядюшка, ну, дядюшка так дядюшка, но чей он родственник — хоть убейте, не знаю. И я его в глаза не видела лет десять, даже одиннадцать…

— А до этого вы с ним чаще виделись?

— По-разному. Иногда — каждый день, а порой мы долго не встречались. Вы знаете, я с детства была повернута на растениях, стоило пустить меня на лужок — и можно не беспокоиться, где я и что делаю. С пани Иоанной я тоже познакомилась на лужайке. Сколько мне тогда лет было — одиннадцать, двенадцать? Она показала мне крушину, такой красивый куст, и предупредила, что кора крушины — мощное слабительное… Ой, простите, вы же не про это спрашивали.

На участке умножилось поголовье гостей, которые явно обижались, что на них не обращают внимания. Две ранее допрошенные гражданки остались за беседочкой, поэтому Марленку Возняк впихнул в беседку, внутрь, но только в ажурную терраску. Что-то ему подсказывало, что не стоит запираться с ней в жилой части старой халупы. Марленка не протестовала, она отыскала себе какой-то ящик, на котором лежал свернутый шланг, и на него уселась.

— Так; вы когда познакомились с пани Иоанной? Не позже, а именно через этого… дядюшку?

— Ну да, через него. То есть я с ней тогда встретилась второй раз в жизни, и так она в моей жизни и осталась, а тут выяснилось, что они с дядюшкой знакомы. А потом она мне устроила протекцию на этом участке. Только я тут не сразу прижилась, сразу не осмелилась, какое-то время показывалась время от времени…

— А что дядюшка? — безнадежно спросил Возняк, тоже садясь на плетеный стул, который угрожающе затрещал, и сам понял, какой глупый вопрос задал.