Шрифт:
Дума и помещичье-буржуазная оппозиция были потрясены не меньше. Выше уже говорилось о приезде Родзянко на заседание Совета министров. Председатель Думы потребовал от Горемыкина, чтобы правительство добилось отказа царя от принятого им решения, так как в противном случае армия может положить оружие, неминуем взрыв негодования. На ответ премьера, что правительство в советах не нуждается, Родзянко воскликнул: «Я начинаю верить тем, кто говорит, что у России нет правительства» 58.
Московская городская дума приняла 5 августа постановление, которое стимулировало, несомненно, известие о смене верховного командования. В постановлении наряду с требованием образовать министерство, облеченное доверием страны, и просьбой дать высочайшую аудиенцию представителям московского городского самоуправления, на первом месте фигурировало ясно демонстративное приветствие Николаю Николаевичу как верховному главнокомандующему.
Возникает, естественно, вопрос, почему решение царя вызвало такое крайне отрицательное отношение со стороны верхних классов, включая и большинство кабинета? Этот вопрос тем более уместен, что и правительство, и «общественность» все время жаловались на то, что назначение Николая Николаевича верховным главнокомандующим, приведшее к разделению власти на военную и гражданскую, создало страшный хаос в управлении. Даже в самый разгар прений в Совете министров по поводу принятого царем решения Кривошеин и Харитонов вынуждены были признать, что оно влечет за собой и плюсы — удаление Янушкевича (который, по всеобщему мнению, считался одним из главных виновников военных неудач), а главное — объединение военной и гражданской власти в одних руках 59.
Тот же Кривошеин отрицательную реакцию на решение царя мотивировал двумя взаимно связанными доводами: народ давно, еще со времен Ходынки и русско-японской войны, считает царя неудачником. Популярность же великого князя Николая Николаевича, напротив, еще крепка, с его именем связывают все надежды на конечную победу. Щербатов к этому присовокупил:
решение будет истолковано как результат влиянии Распутина. Харитонов пошел еще дальше, заявив: окружение великого князя в ставке может склонить его «на какие-нибудь решительные шаги» Поливанов в ответ на это пожал плечами, а Кривошеин выразил полнейшую уверенность в лояльности великого князя60.
Отрицательную реакцию большинства министров на решение царя Щербатов объяснял (в своих показаниях Чрезвычайной следственной комиссии), во-первых, полным отсутствием у Николая каких-либо военных способностей, а во-вторых, гем, что пребывание царя в ставке (а не в столице) «технически делало невозможным правильное управление страной»: возникнет «безалаберщина» (министры начнут порознь ездить в ставке и нарушится регулярность заседаний кабинета, удлинятся сроки приня тия решений и т. д.) 6|. Те же соображения привел и Полива нов 6'2.
Но совершенно очевидно, что, если бы дело заключалось только в этих причинах, реакция не была бы столь болезненной и острой. Тот же Поливанов, отметив, что царь понимал только «декоративную сторону» военного дела, признал, что и Николай Николаевич был не подготовлен к своему посту63. Главная причина состояла в другом: в страхе, что с переменой командования в ставке восторжествует распутинское влияние. В цитированных словах Шавель- ского эта мысль уже присутствует. Щербатов вынужден был добавить: министры «отдавали себе отчет, что оставление императрицы здесь (одной, без царя.— А. А.) могло грозить стремлением в той или иной форме, если не регентствовать, то близко к этому, что во всех отношениях было крайне опасно» 64. В этом отдавали себе отчет и Дума, и помещичье-буржуазные оппозиционные круги, и даже большая часть правых.
У министров была еще дополнительная причина недовольства принятым царем решением, которую Яхонтов охарактеризовал следующим образом: общее настроение министров — как такое решение приняли без них? «Значит, к Совету нет доверия»65. После первых неудачных попыток переубедить царя Щербатов, выражая мнение большинства, резюмировал: положение правительства в такой ситуации становится «трудным и щекотливым» 66. Доверия к правительству нет не только в Думе, но и «у того, кто является источником правительственной власти». «По-видимому,— заключал Яхонтов,— в Совете министров назревает внутренний кризис. Большинство обижено принятием решения о перемене командования... помимо участия Совета... Иван Логгинович (Горемыкин.— А. А.) тверд в своей позиции, что сейчас не время протестовать» 67.
Обладай министры марксистским представлением о ходе собы- I тий в стране, они бы расценили данный факт как часть общего ^ процесса прогрессирующего падения роли официального правительства, процесса, ускоренного войной и разложением царизма. Но поскольку они не обладали подобным представлением, то усмотрели в решении царя лишь стечение нескольких несчаст-
ливых субъективных обстоятельств, одним из которых была реакционность их председателя. С большим жаром накинулись они на своего Ивана Логгиновича, обвиняя его, что он вопреки воле большинства кабинета поддерживает стремление царя стать верховным главнокомандующим.
Однако позиция Горемыкина в этом вопросе была не такой однозначной, как можно подумать с первого взгляда. Более того, он сыграл едва ли не решающую роль в том, что царь не стал верховным главнокомандующим с первых же дней войны. Как свидетельствует Сухомлинов, царь на заседании Совета министров, проходившем под его председательством, «предполагал стать во главе армии», хотел дать правительству некоторые полномочия на время его отсутствия из столицы. На это «старик премьер-министр, чуть ли не со слезами на глазах, просил государя не покидать столицу ввиду политических условий, создавшихся в стране, и той опасности, которая угрожает государству,— отсутствие главы его из столицы в критическое для России время. Речь эта была трогательна и, видимо, произвела на государя большое впечатление». К этой речи «горячо присоединился» Кри- вошеин, их поддержал Щегловитов, сославшись на Прутский поход Петра I, а «после него решительно все остальные члены заседания в том же смысле», включая и самого Сухомлинова. В результате царь отказался от своего намерения 68.