Видок у него был жуткий: как у пьяного дембеля после свалки в бардаке. Китель был в бурых пятнах, рукав полуоторван, половина пуговиц отсутствовала. Багровое кровоточащее ухо едва-едва удерживало сбитую набекрень фуражку. На небритой щеке вспухал темно-лиловый желвак размером с яйцо.

И это — кадровый офицер? Хуже последнего шпака!

— Товарищ... полковник... — простонал Крюков, тараща на меня мутные глаза. Он даже забыл переложить свой грязный сидор из правой руки в левую и отдать мне честь.

— Отставить, капитан! — резко оборвал его я. — Десять нарядов вне очереди!

Окрик подействовал. Мути в глазах подлеца немного поубавилось. Он уже догадался освободить правую руку и поднести ее к голове.

— Есть... десять нарядов... вне очереди...

— А теперь выйдите, снова зайдите и доложите о себе, как полагается! — скомандовал я. — Марш за дверь!

Крюков попятился за дверь, а когда объявился снова, уже слегка напоминал человека. Фуражка его теперь хотя бы сидела ровно, остаток пуговиц был застегнут.

— Товарищ полковник! Гвардии капитан Крюков... — слабым голосом начал он.

Желвак на его щеке полиловел пуще прежнего. У офицера с такой мордой противно было принимать рапорт по всей форме. Внешний облик рапортующего дискредитировал чеканные уставные обороты.

— Отставить! — приказал я. — Где Генерал?

Простой вопрос поставил генеральского адъютанта в тупик. Взгляд его бестолково заметался по комнате, взлетел к потолку, затем пробежался по полу и наконец уперся в вещмешок. Крюков широко распахнул рот, но не произнес ни одного слова: как будто вдруг онемел или запамятовал родной язык.

Мне надоело цацкаться с этим пентюхом. Я крепко взял его за плечи и пару раз капитально потряс, надеясь вернуть ему дар речи и память на слова. Зубы Крюкова дважды лязгнули.

— Где Генерал? — гаркнул я ему в самое ухо. — Вы прилетели вместе?

— Так точно! — покорно ответил Крюков. Голова его моталась из стороны в сторону. — Никак нет!

— «Так точно» или «никак нет»?! — рявкнул я, теряя терпение.

Вместо прямого ответа капитан неожиданно разрыдался в голос, словно какой-нибудь рядовой-первогодок. К небритости, желваку и порваному мундиру разом добавились еще слезы и сопли. Вид побитого офицера гораздо гаже, чем вид офицера пьяного, но офицер плачущий мерзее втройне.

— Наша маши-и-ина... — простонало это ничтожество в капитанских погонах.

— Что «маши-и-ина»? — злобно переспросил я. — Угнали? Кончился бензин?

— Взорвала-а-а-ась...

Я почувствовал, как мне на голову валится потолок — вся многотонная масса потолочных балок, кирпичей и железных перекрытий. Нет, этого не может быть! Бред собачий!.. Отпуская Генерала в горы, я менее всего волновался за его безопасность. Слава кавказского миротворца защищала нашего кандидата от любых местных неприятностей. На самый крайний случай при нем имелись вооруженная охрана и даже сапер...

— Как взорвалась? Почему?! — Я вновь затряс Крюкова — безвольного, как поролоновый манекен для штыковых атак.

— Минное по-оле... — захныкал адъютант, растирая сопли по щекам. — Возле самой гробни-ицы... Не было же его на карте, не было... И, главное, сапер наш, Родя Шухов, еще сказал: ох, не нравятся мне эти камушки. А Генерал ему: не ссы, проедем, я заговоренный... Очень ему хотелось на генерала Гамаля в гробу посмотреть... И у третьего камушка как рва... как рва...

На половинке последнего слова капитан застрял. Я испытал прилив острой ненависти: сначала к Генералу, а следом и ко всей его непутевой команде. У-у, проклятые мудаки! Чтобы так обосраться!

— Ведь вас же, сволочей, предупреждали! — Я еще раз бултыхнул тело Крюкова туда-сюда, надеясь сбить его яйца в гоголь-моголь. — Вам же было сказано! Ни один волос! Не должен! Упасть! С его головы!

С внезапной прытью генеральский адъютант вывернулся у меня из рук.

— Не упал, товарищ полковник! — истерически воскликнул он. — Ни один! Можете пересчитать!

Он рванул завязки своего грязного сидора и сунул его прямо мне под нос.

Я сразу же понял, отчего этот сопляк затруднялся с точным ответом на мой вопрос. Генерал все-таки прибыл в Москву.

Но не в полном составе.

Авангардом к нам долетела одна его голова. Остальные части тела подзадержались где-то в арьергарде.

— Больше ничего... и никого... — Вырвавшись от меня, адъютант исчерпал последние силы. Совсем обмякший, он теперь жался к стене и тонко подскуливал. — Меня — через окно, я кувырком... А они все там, у третьего ка-а-мушка. От них даже фуражек...

Не дожидаясь, пока капитан Крюков окончит свой скулеж, опять загудел факс-аппарат. Я машинально глянул на выползающий лист.