Шрифт:
— Я бы не раскаивался.— Он потянул ее за руку и заставил сесть рядом. Вокруг валялась ее одежда.— И не раскаиваюсь ни в чем, кроме грубоватого стиля.
Она досадливо вздохнула.
— Ты что, шуток не понимаешь?
— Только не прерывай меня, ладно? Ты налетаешь, как тайфун, и не даешь слова сказать! — Он отвел с ее лица волосы и крепко поцеловал.— Я не собирался оставаться. Во всяком случае, сегодня не собирался. Заниматься любовью после того, как тебя чуть не задушили...
— Я не...
Он остановил ее.
— Вполне достаточно. Эйджи, ты знаешь, что я давно хотел тебя, и у меня была не одна возможность овладеть тобой. Черт побери, я никогда не делал из этого секрета. Но тут мне стукнуло в голову, что ты расстроена, выбита из колеи, и я решил, что пользоваться этим нечестно...
Прежде чем она смогла ответить, прошла целая минута.
— Стивенсон, не выводи меня из себя. Это оскорбительно.
— Я только хотел сказать, что... Черт возьми, а что я хотел сказать? — пробормотал он, задумался, хлопнул себя по лбу и начал снова: — Да, насчет грубых манер! Наверно, надо было разложить эту дурацкую тахту, а не класть тебя на пол...
Она прищурилась и наклонилась к нему. Цвет ее глаз напоминал цвет старинных золотых дублонов.
— Мне нравится заниматься любовью на полу! Понял?
Олаф почувствовал себя увереннее. Его никогда не привлекала хрупкость, и эта сильная, упрямая девушка была как раз в его вкусе. Следя за ее реакцией, он поднял то, что осталось от синей блузки.
— Я раздел тебя догола.
— И гордишься этим?
Он отбросил обрывки в сторону.
— Ага. Попробуй надеть что-нибудь. Я подожду, а потом снова все стащу с тебя.
У Эйджи опухли губы, но она не смогла удержаться от смеха.
— Все равно она была рваная. Но в следующий раз я предъявлю иск о возмещении ущерба. Я живу на скромное жалованье.
Он фыркнул и потрогал ее сережку.
— Я схожу по тебе с ума.
Сердце у нее подпрыгнуло, а потом бешено заколотилось. Сейчас он снова начнет ее ласкать.
— Эй, хватит меня соблазнять...— нежно прошептала она.
— Схожу с ума,— повторил он, любуясь румянцем, залившим ее щеки.— Я говорил, что при виде твоего тела теряю голову?
Это признание пришлось ей по вкусу.
— Нет.— Она гордо подняла голову.— А почему не говорил?
— Меня пробирает дрожь... От носа до кормы,— признался он. Прикосновение его рук было красноречивее языка.— От юта до бака.
— О Боже! — Она нарочито вздрогнула.— Как много соли! Сегодня я люблю штатского.— Пытаясь возбудиться, она потерлась губами о его губы.— Ответишь мне на один вопрос, морячок?
— Еще бы!
— Где у корабля корма?
— Я лучше покажу.— Очень нежно, очень бережно он прикоснулся губами к синякам на ее горле.— Милая, пока не поздно, давай разложим тахту...
— О'кей.— Прикосновение мозолистого пальца к ее груди было невыразимо эротичным.— Если уж тебе так хочется.
Мысль была достойная, но тахта казалась такой далекой...
— Ладно, позже. Я вот что тебе скажу. Если ты заговоришь по-литовски, я забуду о том, что мы лежим на полу. И заставлю тебя забыть об этом.
— А при чем тут литовский?
— Потому что он тоже сводит меня с ума. Она высокомерно задрала подбородок.
— Дразнишься?
— Угу.— Язык Олафа медленно раздвигал ее губы.— Ну давай. Скажи что-нибудь.
С легким вздохом она обвила руками его шею, прошептала на ухо несколько слов и хихикнула, когда он блаженно застонал.
— Что это значит? — спросил он, целуя ее плечи.
— Только очень приблизительно. Я сказала, что ты большущий дурак, глупый и упрямый, как осел.
— М-мм... А мне показалось, будто ты сказала, что хочешь меня.
— Как ты догадался?..
Он все еще обнимал ее, но уже в темноте. В конце концов они разложили тахту и теперь лежали на смятых простынях. День сменился вечером, а вечер — ночью.
— Мне хочется остаться,— просто сказал он.
— Я знаю.— Как глупо, как грустно, что ему надо уходить, думала она, жалея о том, что столько ночей проспала одна.— Но нельзя. Пока рано оставлять Майкла без присмотра.
— Если бы все было по-другому...— Черт побери, он не думал, что это будет так трудно.— Я с радостью забрал бы тебя к себе. Я был бы счастлив ложиться с тобой в постель вечером и просыпаться утром.
— Но Майкл не готов к этому.— Она не была уверена, готова ли она сама.— Пока я не сумею успокоить его и объяснить все, лучше, чтобы он не знал, что мы...