Что касается капитана Брусницина, то сегодня, как никогда, ему хотелось вырваться куда-нибудь на простор и податься подальше от Управления. Ладони были влажными, словно он не дистанционный пульт в руках держал, а мокрый обмылок. Всякий раз, когда Комаровский обращался к нему, Брусницин обмирал, а когда выдавалась передышка, осторожно выпускал накопившийся в груди воздух.

Новичок на этой опасной и трудной службе, он боготворил генерала, однако и робел перед ним, как мальчишка. Рубаха под его пиджаком давно отсырела, а ведь это было только начало. Подборка видеосюжетов о ночной трагедии на полустанке занимала около полутора часов чистого времени.

«Скорей бы уж конец, — подумал Брусницин. Вслед за этой мыслью в мозгу возникала следующая: — Для охранников, которые полегли, выполняя свой долг, конец уже настал, причем полный. И одежда их пропиталась кровью, а не потом. Так что не робей, капитан Брусницин. Ведь не съест же тебя Комаровский, в конце концов».

Не отрывая глаз от экрана, он тихо комментировал:

— В эти купе выстрелили из гранатомета. Трупы принадлежат…

— Что значит принадлежат? — рявкнул генерал. — Кому могут принадлежать трупы?

Брусницин осторожно проглотил слюну и поправился:

— Это трупы двух бойцов, которые как раз отдыхали. Новиков и Юдин. Погибли на месте. Такие ребята…

— Без соплей, капитан, без соплей! Дальше!

— А теперь вы видите купе группы прикрытия, — продолжал Брусницин. — Сюда тоже гранату забросили. Это Самсонов. Осколками ему разорвало желудок и область паха… А это его напарник, Ефремов. Его, по всей видимости, добили выстрелом в упор.

— В лицо, — уточнил генерал. — А это кто?

— Конвоир Титов. Дежурил в тамбуре. Его буквально изрешетило пулями. Эксперты считают, что он хотел контратаковать.

— Не хотел, а контратаковал. Дальше.

— Это трупы террористов, — сказал Брусницин. — Все трое обнаружены в коридоре вагона. Почти все пули, извлеченные из тел, были выпущены из автомата погибшего Титова. Но третьего прикончили свои же.

— Откуда это известно? — отрывисто спросил Комаровский.

— Стреляли из «Узи». Охрана была вооружена автоматами Калашникова и пистолетами Макарова.

— Понял. Дальше.

Брусницин продолжил:

— Здесь мы видим купе, в котором, собственно, перевозили секретный контейнер. — Брусницин сверился с записями, постаравшись сделать это незаметно. — Погибшие — конвоиры НИИ. Тот, что постарше, — Белоусов. Рядом лежит Галкин. Кто-то из них пытался выбить окно, но не успел.

— Вижу, что не успел. Как к ним проникли?

— Экспертиза установила, что дверь повредило взрывами в соседних купе.

— Они хоть отстреливались? — мрачно спросил Комаровский.

— Один да, — ответил Брусницин. — Второй не успел. — Он кашлянул. — Один пассажир заснял на мобильник, что происходило на перроне. Показать?

— Нет, я домой ролик возьму, перед сном прокручу.

— Вам на флешку сбросить?

Генерал свирепо уставился на офицера:

— Ты что, шуток не понимаешь?

Сообразив, что шутки в данном случае неуместны, он взял себя в руки, сухо извинился и велел продолжить демонстрацию видеоматериалов.

Наглость террориста, уложившего проводницу, начальника поезда и случайных пассажиров, возмутила генерала Комаровского, но не довела его до белого каления, как того можно было ожидать. Он почувствовал, что смертельно устал, сердце билось с перебоями, тяжело и глухо — как будто кто-то из-под земли стучал, тщетно пытаясь выбраться из могилы, где его похоронили заживо.

Просмотр произвел на генерала удручающее впечатление. Он чувствовал себя так, будто побывал в анатомическом театре. Никакой фильм ужасов не мог сравниться с тем, что бесстрастно зафиксировала оперативная видеосъемка. Изуродованные лица, вытекшие глаза, провалы ртов, открытых в немом крике. И все в вагоне было залито кровью, она была повсюду — в виде брызг, разводов и луж. Это был не кетчуп, который любят лить создатели голливудских боевиков. Это была самая настоящая кровь — липкая, отвратительно пахнущая.

Ноздри Комаровского сузились, словно тяжелый запах крови и пороха просочился в его кабинет.

— Да, не водица, — пробормотал он.

— Что вы сказали? — вскинулся Брусницин.

— Кровь людская — не водица, — пояснил Комаровский, вряд ли отдавая себе отчет в том, что разговаривает с помощником.

Взмахом руки он выпроводил Брусницина из кабинета. Ему нужно было побыть одному. Успокоиться, прийти в себя, собраться с мыслями.

С заместителем Комаровский встретился лишь после полудня, когда было накоплено достаточно оперативной информации для обсуждения.