– Что – тоже?

– Нет-нет, это я так… – Она снова приложилась к бутылке и вздохнула. – Возможно, я все испортила. Итак, мы ищем одно и то же.

– Честно говоря, я толком и не знаю, что ищу. До сих пор было найдено восемь разрозненных листов. Недостает четырех. Вот за ними меня и послала пани Конопелька.

– Постойте… Вы хотите сказать, что уже найдено восемь листов из трактата Калькбреннера?

Я кивнул и забрал у нее бутылку.

– Неужели вы нас опередили?

– Совершенно случайно. Скажите, вы это делаете за деньги?

– Конечно. Не из романтических же побуждений.

– А я это делаю по долгу службы.

– Только потому, что вам поручила пани Конопелька?

– Да. Хотя мои друзья тоже заинтересовались этим трактатом, и я думаю, что сделаю им приятный сюрприз, если найду остальные страницы.

– Приятный сюрприз! – передразнила она меня. – Вы себе не представляете, какие деньги за это можно получить! Вы станете богачом! Магнатом! Помогите мне и не пожалеете. Где эти восемь листов?

– Оригиналы у пани Конопельки, а у моих друзей – копии.

– А те четыре?

– Собственно их я и ищу. А что в той книге, которую вы нашли и прятали от меня?

Она грустно вздохнула:

– Ну ладно… вы все равно меня опередили. Это «Beschreibung allerf"urnemisten Mineralischen Ertzt» Эркера, который, ссылаясь на Калькбреннера, приводит кое-какие сведения. Вот я и думала, что он меня выведет на верный путь.

Я наклонился и вытащил книгу, которую перед этим спрятал, это действительно был труд Эркера, переплетенный в свиную кожу и иллюстрированный великолепными гравюрами. Миля взяла книгу и раскрыла в самом конце.

– Видите? Вот оно – упоминание о Калькбреннере. Но здесь не указано, на какой странице он цитирует трактат. Пришлось листать всю книгу. Вот за этим занятием вы меня и застали. Но уже вечер, дальше идти опасно. Предлагаю заночевать здесь. Вон там, – она указала на противоположную от окон глухую стену, – там есть сундук, достаньте из него матрас и постельное белье.

Я повиновался и вскоре вернулся с матрасом, простыней, большим одеялом и двумя подушками. Миля живо все расстелила и велела отвернуться. Я отошел в сторону и, обнаружив какой-то развилистый кактус, который явно просто молил о влаге, напоил его вволю и вернулся назад. Девушка уже лежала под одеялом. Я живо разделся и лег рядом, но когда попытался ее приобнять, она отпрянула:

– Еще чего! Чтобы я в таких вот неэстетичных условиях утратила свой веночек?

– Да ладно… Не волнуйтесь. Я только из вежливости.

– О, да вы еще и наглец!

– Почему вы сказали, что дальше идти опасно? Что может быть опасного в глубинах библиотеки?

Она лениво потянулась, потом закинула обе руки за голову и сказала:

– Вы слышали когда-нибудь о поезде-призраке?

– При чем тут поезд-призрак?

– Чаще всего он появляется на том пути, что ведет в Винники, но бывало и такое, что он ехал по трамвайным рельсам. Поезд натужно выкашливает клубы пара, а в тусклом свете окон видны пассажиры, одетые по австрийской моде. Одни читают газеты, другие играют в карты, третьи ужинают. Лица спокойные, улыбчивые, даже радостные. Но когда поезд на минутку останавливается у бывшей будки железнодорожного сторожа, пассажиры, как по команде, срываются с места, отчаянно кричат и припадают с перекошенными от ужаса лицами к окнам, скребя ногтями стекла, как будто сдирая с них невидимую пленку. Их крика не слышно, но догадаться о нем можно по выражению их лиц, по выпученным глазам и искаженным криком ртам. Двери вагонов во время остановки открываются, и в них появляются кондукторы в черных плащах, а из-под фуражек виднеются только темные провалы без лиц. Слышно, как кто-то рвется к выходу, но все его усилия напрасны. Это длится минуту-две, а потом поезд трогается, пассажиры успокаиваются и снова рассаживаются по местам. Они продолжают заниматься тем же, что и раньше, так, будто этой страшной остановки и не было, так, будто они и не подозревают, что ни их, ни этого поезда, ни путей уже давно не существует. Время для них остановилось. Бывали случаи, что кто-то успевал на остановке вскочить в этот поезд. С тех пор его больше никто не видел.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Однажды… Это было на Знесенье… Я возвращалась вечером из больницы, проведывала там больную маму… И услышала грохот, клубы пара окутали меня, я подняла голову и увидела, что прямо возле меня остановился поезд. В окнах были видны люди, они улыбались мне, кто-то даже приветливо кивал, а одна красотка, которая держала на руках белую собачку с розовым бантом, поманила меня пальчиком… Какая-то неуемная сила потянула меня туда… я уже взялась рукой за поручни и занесла ногу, как вдруг заметила в окне знакомое лицо – это была моя бабушка… Лицо ее было искажено ужасом, она что-то мне кричала, но я ничего не слышала, однако отпрянула от этого поезда и побежала прочь… За спиной слышался грохот и шипение пара…

– И какая здесь тайная связь с библиотекой?

– Видите ли, моя покойная бабушка как две капли воды похожа на пани Конопельку. Когда я впервые сюда попала и увидела ее, то чуть не бросилась ей на шею, но потом опомнилась, ведь бабушка давно уже умерла. А потом, когда услышала ее голос, у меня просто сердце сжалось. Но я ни разу не выдала себя. И это еще не все. Жених пани Конопельки пропал без вести где-то в этих закрытых фондах. Но мой дедушка тоже исчез. Единственное, что о нем известно, – вроде бы он сел в поезд-призрак. Иногда мне кажется, что поезд-призрак – это и есть наша библиотека, а стеллажи – вагоны, перевозящие множество давно умерших авторов… Они и пронумерованы, как вагоны, а каждая полка – отдельное купе. Поэтому не стоит терять бдительности. Вот – слышите?

Я прислушался, где-то издалека, из самых темных закоулков доносился какой-то тихий плеск, словно волны набегали на берег и откатывались назад, раз за разом, ритмично, усыпляюще, далеко-далеко, чуть слышно… И мы уснули.

На следующее утро Иосиф Милькер, не изменяя своим привычкам, отправился на Краковский базар, отыскал знакомую хозяйку, которая торговала молочными продуктами, и поздоровался с ней с такой теплотой, словно это была самая близкая ему душа, хотя, если рассудить, то так оно и было, потому что это был человек, с которым он дважды в неделю с неизменной регулярностью общался.