Большинство южноафриканских газет упирали на «необычную тактику» ФБР. Одна только «Уикли Мейл-энд-Гардиан» озаботилась принципиальной стороной дела. В её редакционной статье было сказано: «Хотя извинения и являются каким-то достижением для замминистра, который, к его чести, занял по этому вопросу очень чёткую позицию, но они указывают на продолжающуюся неспособность Соединённых Штатов понимать затронутые принципы… Нарушение достоинства (Касрилса), выразившееся в совершенном ФБР акте подделки, близко к нападению на нашу страну. Это выглядит как признак более общего презрительного отношения, проявляемого США к своему союзнику» (17–23 октября 1997 г.).

На той же неделе госдепартамент США в преддверии визита президента Манделы в Ливию заявил, что ему не следует ехать в эту страну. «Как могут они иметь наглость диктовать нам, куда мы должны ездить или кого числить в своих друзьях?» — сказал Мандела на встрече деловых людей и политических деятелей в Йоханнесбурге.

Мне было легко принять искреннее сочувствие, выраженное послом США в Южной Африке Джеймсом Джозефом. Назначенный президентом Клинтоном, он был последователем Мартина Лютера Кинга, а также активистом антиапартеидного движения. Мы были в хороших отношениях, и он делал всё, чтобы держать меня в курсе событий. Он высказал свою признательность, что в публичных выступлениях я не сваливал в одну кучу правительство США и деяния ФБР. Конечно, у президента Клинтона был собственный опыт по части расследований ФБР.

Жизнь полна фокусов. Только я подарил Джеймсу Джозефу экземпляр моей книги с дарственной надписью «от не столь опасного зам. министра», как разразилась эта история с ФБР. Мне жаль, что Тереза Сквиллакоут и её сотоварищи были приговорены к таким большим срокам. Они попали в ловушку, потому что их обманным путём заставили поверить, что они помогают демократической Южной Африке. Несмотря на то, что я никогда с ней не встречался, судьба её тяжким грузом давит мне на сердце, поскольку моя фамилия с мошенническим коварством была использована в качестве приманки.

Сделать надо было ещё многое. АНК досталась в наследство ситуация, когда миллионы южноафриканцев жили в ужасающей нищете. Установив политическую демократию, мы столкнулись с задачей повышения уровня жизни народа и преобразования Южной Африки (говоря простыми словами предвыборного манифеста АНК) в такую страну, где всем будет жить лучше.

Уже за первый срок работы демократического правительства — после почти 350 лет расового и колониального угнетения — был зафиксирован значительный прогресс. Строились дома, школы, больницы, миллионам людей в бедных районах были подведены вода и электричество, велась раздача земли. Были предприняты срочные меры для помощи бедным и обездоленным. Дети и беременные женщины получили бесплатное медицинское обслуживание. Более четырёх миллионов учеников начальной школы впервые стали получать в школе обеды — в мои школьные годы это была привилегия только белых детей. Расширился круг социальных пособий, были повышены пенсии и укреплена финансовая дисциплина. Новая конституция и декларация о правах гарантировали людям права и достоинство, каких прежде не существовало. Шло восстановление и развитие экономики. Была заложена база для фундаментального преобразования страны, и Южная Африка, прежде бывшая в мире отщепенцем, откуда не принимали даже школьных спортивных команд, стала признанным и высоко оцениваемым членом мирового сообщества.

К сожалению, настроения большинства белых южноафриканцев застряли в болотах прошлого и в собственных эгоистических интересах — и это в стране, заселённой в основном африканцами. Несмотря на щедрую руку примирения, протянутую Манделой, слишком много белых были не склонны принять новый дух, нужный южноафриканцам, чтобы преодолеть наследие расизма и создать общий патриотизм. Многие игнорировали тот факт, что примирение невозможно, пока большинство чёрных живут в ужасающей бедности. Огромные различия между имущими и неимущими были катализатором неспокойствия и барьером против объединения. Значительное большинство белых упрямо цеплялось за привилегии прошлого и не высказывало склонности к малейшим пожертвованиям, которые способствовали бы перераспределению доходов от богатых к бедным. Нигде это не было более наглядно, чем среди богатых белых в таких фешенебельных местах, как Сандтон в Йоханнесбурге. После многих лет жизни с субсидиями за счёт чёрных они отказывались платить по возросшим муниципальным тарифам, которые давали бы средства в пользу находящегося в худших условиях чёрного городка Александры. После десятилетий молчаливого согласия с апартеидом они поспешно прибегли к протесту буржуазии и бойкоту из-за увеличения тарифов на несколько сотен рандов в месяц — при том, что уровень жизни здесь был одним из самых высоких в мире.

Было непросто найти белого, который признался бы, что когда-то он поддерживал апартеид. Наиболее горластыми были те, кто бряцал поддельными антиапартеидными заслугами, подтверждая старую поговорку, что после войны высовываются странные герои. В то же время большинство белых обвиняло АНК за волну преступлений, терзавших страну, как будто преступность была новостью для Южной Африки. Они напрочь отказывались признать, что корни проблемы заключались в голоде, безработице и в той системе, что служила исключительно интересам их привилегий. К сожалению, они страдали коллективной потерей памяти, когда речь заходила об ужасающей ситуации, состоящей из бедности, конфликтов, изоляции и тяжкой напряжённости, в которой проживало большинство населения в годы апартеида. «Собирать чемоданы в Перт» — даже в Парагвай — и в другие адреса стало распространённым делом.

Многим белым нужно заметить слова судьи Рейна, заслуженного ветерана войны. Он выступил на памятной встрече в честь фронтовиков-евреев в октябре 1995 г. на йоханнесбургском кладбище Уэст-парк, где я присутствовал. После слов о справедливой войне против Гитлера и за уничтожение нацистского зла он обратился к чудесным переменам в Южной Африке.

Всё будет улучшаться, заявил он, поскольку социально-экономические условия будут улучшаться, а уровень преступности — снижаться. Он осудил пессимистов, запасавшихся продуктами и свечами в преддверии выборов в апреле 1994 года, а потом предвещавшими конец света, т. к. Южная Африка ещё не стала страной молочных рек и кисельных берегов. Он спросил, забыли ли белые южноафриканцы мерзость, коррупцию и приём на работу по кумовству в годы апартеида; миллиарды, исчезнувшие в бантустанах; финансовые афёры, бывшие нормой. Коррупция не исчезла, но со сменой правительства исчезла скрытность и появились группы по расследованию. И он напомнил аудитории ещё об одном чуде: о многих видных деятелях правительства, которые годами сидели в тюрьмах и подвергались пыткам. Тем не менее, не было мести, горькой неприязни и нападений на белых из-за того, что они были белыми. Судья Рейн вопрошал, сколько белых были бы столь великодушными.

Перед впечатляющим монументом в честь тех, кто отдал свои жизни во Второй мировой войне, он сказал, что бывшие солдаты знают, что такое стоять против врага и никогда не впадали в отчаяние, сражаясь с гитлеровцами. Преобладал и торжествовал дух непокорённости, восставший против диктаторства. Судья призвал аудиторию воспользоваться удобным случаем и принять участие в создании новой страны. Я тепло поздравил судью Рейна, произнёсшего выдающуюся речь, текст которой я раздаю по сей день.

Приближаясь к концу века и началу нового тысячелетия, мы не питали иллюзий по поводу усилий, необходимых, чтобы преодолеть вековую пропасть, разделявшую богатых и бедных.