Когда Роули подвергся домашнему аресту от заката до рассвета, группа его сторонников устроила демонстрацию солидарности около его дома. Среди них были Эбе, Элеонора и Барри Хиггс. Все они были арестованы и оштрафованы за «создание общественных беспорядков». Признаки широкомасштабной полицейской операции усиливались. В соответствии с наложенным на меня режимом ограничения в передвижении я должен был раз в неделю являться в полицейский участок. В один из дней, когда я расписывался в регистрационной книге, дежурный сержант свирепо посмотрел на меня и сказал: «Если ты не уберёшься в Израиль, мы разделаемся с тобой здесь!»

Когда я натолкнулся на того сотрудника Специального отдела, который не выказывал признаков особой враждебности, он заметил, что удивлён тем, что я «ещё болтаюсь на свободе».

Я поставил перед Билли и Эмпи Найкером, которые, как и Роули, находились под 12-часовым арестом, вопрос о переходе на подпольное положение. «Мы сидящие утки», — доказывал я. Было ясно, что как только будет принят Закон о 90 днях, нас тут же заберут. Они колебались и не принимали решения, однако поручили мне организовать резервное Командование МК. Арест во время процесса о государственной измене и уход в подполье во время чрезвычайного положения привели к тому, что им не хотелось вновь покидать семьи.

Элеонора в особенности призывала меня действовать. Но поскольку я не получил ясных указаний уйти в подполье, я откладывал решение.

Когда я вернулся в наш коттедж во второй половине того же дня, то обнаружил её погружённой в работу. Когда мы въезжали в этот дом, в полу нашей спальни мы обнаружили люк. Он был под кроватью, которую Элеонора отодвинула. Мы открыли люк и посветили фонарём в черную дыру внизу. Там было много паутины, затхлый запах и каменное основание примерно в метре глубиной под балками пола. Я спустился в отверстие и пополз на животе вперёд до фундамента дома, но к моему разочарованию, не обнаружил выхода. Я попросил у Элеоноры бумаги и спалил паутину.

— По крайней мере у нас есть место, куда спрятаться, — отметила Элеонора, пока я вытряхивал паутину из волос.

Через пару ночей я нанёс тайный визит Билли. В соответствии с запрещающим предписанием нам нельзя было общаться друг с другом. Закон об аресте на 90 дней был принят. Полиция теперь имела полную свободу арестовать любого, кого они пожелают, без всякого объяснения и держать его в заключении на срок до 90 дней. В соответствии с разъяснением министра юстиции Джона Форстера, 90-дневные периоды могли повторяться «по эту сторону вечности».

Билли жил в здании около центрального рынка, называемом «Гималайя Хаус». Я оставался в соседней аллее, попросив мальчика из этого дома сходить позвать его. Билли был невозмутим и, как всегда, в хорошем настроении. Он сказал мне, что нужно сделать всё, чтобы избежать ареста. Я должен был позаботиться о том, чтобы запасное Командование могло действовать в случае массовых арестов. Он и другие, несомненно, будут задержаны. Никто не должен «раскалываться». Если наши люди устоят во время содержания под стражей, как это было во время чрезвычайного положения, то правительство вновь вынуждено будет вернуться туда, откуда начало. Он казался уверенным в себе, но у меня были сомнения. Мы обнялись и пожелали друг другу удачи. Следующий раз мы встретились через 27 лет.

В этот вечер я занимался тем, что пытался подтянуть свои университетские занятия. Я сидел до позднего времени, читая «Большие ожидания» Диккенса. Я особенно чувствовал сходство своего положения с попытками Пипа помочь своему благодетелю Абелю Магвичу скрыться от властей. «Не ходи домой», — был совет, который Пип получил от мистера Уолпоула, который предупредил его о надвигающейся опасности.

В два часа ночи раздался сильный стук в дверь. Я отложил Диккенса. В это время Элеонора быстро проснулась. Она помогла мне пролезть в люк и потом с трудом подвинула кровать назад поверх люка. Под полом было темно, хоть выколи глаза, холодно и пахло плесенью. Я был рад, что вычистил паутину. Сверху раздавались тяжёлые шаги. Судя по звуку, наверху ходили несколько человек.

Коттедж был маленьким. Прихожая сразу переходила в гостиную, соседствующую с кухней и спальной, откуда шла дверь в ванную. Задней двери не было. Самый беглый осмотр показывал, что меня там не было. Кровать, которая возвышалась над полом всего на насколько дюймов, не давала возможности спрятаться под ней. До тех пор, пока они не догадывались осмотреть пол…

Но что, если они заберут Элеонору в полицейский участок для допроса. Ведь тогда я никак не смогу выбраться. От этой мысли я похолодел сильнее, чем от холода пола, пробиравшего меня до костей.

Мне показалось, что прошла вечность перед тем, как Элеонора открыла люк.

«Это, конечно же, был Специальный отдел. Четверо, возглавляемые Гроблером, который пытался выглядеть непринуждённо. Он сказал, чтобы ты утром связался с ними».

Она была слегка потрясена, но держалась хорошо. Она сказала им, что больше не будет встречаться со мной, поскольку мы поссорились и я бросил её. Она показала на вставленную в рамку Хартию свободы, подписанную вождем Лутули, которая упала со стены и разбилась. Она сказала им, что разбила её о мою голову.