— Она первая начала. Она сама… — беспомощно пытался оправдываться я.

— Я слышала, что она сказала. И все, кто был в зале, слышали, что сказал ты! Черт возьми, Тарб… — Она наконец отпустила мое плечо. Я испугался, что теперь она вцепится мне в горло, такой у нее был вид. Я даже отступил назад в испуге.

— Согласен, я был неправ. Но ты же знаешь, в каком я сейчас состоянии. Не забывай, что меня сегодня чуть не убили…

— Это был несчастный случай. Посольство подтвердило это в официальном заявлении. Советую тебе запомнить это. Кому взбредет в голову покушаться на того, кто и без того уезжает. Чушь!

— Покушались не на меня, покушались на Митци. Может, кто-то узнал, чем она занимается…

— Тарб! — Она уже не шипела на меня, как змея. Не было в ее голосе и раздражения, а лишь ледяное предупреждение, от которого мне стало не по себе. Она быстро оглянулась, не подслушивает ли кто нас. Конечно, мне не следовало так распускать язык за стенами посольства. Это было правилом номер один.

Я попытался было еще что-то сказать, но она предупреждающе подняла руку.

— Митци Ку жива, — сказала она. — Ее оперировали. Я видела ее полтора часа назад, когда была в больнице. Она еще не пришла в сознание, но опасность миновала. Если бы ее хотели убить, это легко можно было сделать на операционном столе, и никто бы об этом не узнал. Но они не сделали этого…

— И все же…

— Отправляйся к себе, Тарб, тебе надо отлежаться. Видимо твои травмы намного серьезней, чем мы думали.

Не дав мне возразить, она указала мне в конец коридора, где было посольское общежитие.

— А я должна вернуться к гостям, — сказала она. — Но по дороге я загляну к себе и кое-что добавлю к одной служебной характеристике. Твоей, Тарб.

Она стояла и смотрела мне вслед, пока я не скрылся за дверью.

Больше я ее не видел. И вообще я больше не видел никого из своих посольских коллег, ибо ранним утром два посольских охранника подняли меня с постели и, втолкнув в автобус, отвезли на космодром, где уже ждала челночная ракета. Через три часа она доставила меня на орбиту, где находился космический корабль. А еще через полчаса я уже лежал в рефрижераторной капсуле, ожидая, когда меня усыпят и заморозят для перелета.

Хотя космический лайнер должен был стартовать только через шесть часов, посол распорядился убрать меня с Венеры, как можно раньше. Что и было сделано.

Я постепенно приходил в себя, испытывая неприятное жжение и покалывание в онемевших членах, к которым снова приливала кровь. Я все еще был в капсуле, но на мне уже был комбинезон оттаивания, закрывавший меня, как кокон, — видны были только глаза.

Кто-то смутно знакомый, склонился надо мной.

— Привет, Тенни, — услышал я голос Митци Ку. — Удивлен. Не ожидал?

Конечно, я был удивлен и, конечно, не ожидал, но я не мог подобающим образом выразить степень моего удивления. Кроме того, уже другие чувства овладевали мною. Например, в моем полусонном сознании рождалось сожаление, что все так бездарно закончилось у нас с Митци, и наша прощальная ночь не состоялась. А теперь едва ли можно рассчитывать на нее.

Вид Митци меня напугал. Половина ее лица была скрыта под толстым слоем бинтов, оставивших лишь щель для рта, кусок подбородка и узкие прорези для глаз. Разумеется, заживание ран — дело времени, да еще в условиях заморозки. Да и оперировали ее совсем недавно.

— С тобой все в порядке, Митци? — наконец выдавил я из себя.

— Конечно, в порядке, — вдруг рассердилась она. — Впрочем, пройдет еще несколько недель, прежде чем я буду в полной норме. А пока я на амбулаторном лечении. Видишь ли, — и тут мне показалось, что она улыбнулась, хотя я понимал, что это невозможно. Но мне так показалось. — Как только врачи выпустили меня из больницы, я тут же решила, что с меня хватит Венеры. Я разорвала контракт и улетела последней ракетой. Как видишь, я успела на корабль. Меня не подвергали заморозке до тех пор, пока не затянулись швы. И вот я перед тобой.

Зуд и жжение становились нестерпимыми, и я буквально содрал с себя комбинезон. Митци одобрительно кивнула.

— Молодец, Тенни. Через девяносто минут посадка на Луне. А тебе надо успеть хотя бы брюки натянуть.

К моему удивлению на корабле оказались два провинившихся морских пехотинца, что было весьма кстати. Не будь их, я сам не сошел бы по трапу. Митци вся забинтованная, со множественными переломами, кажется, держалась куда лучше, чем я. Действительно, я чувствовал себя в полном смысле слова больным. Правда, я всегда плохо переносил космические перелеты. Когда же мы сделали пересадку на Луне, я не думал, что мне будет так худо.

Венера — ужасное место. Это верно, но на ней, по крайней мере, нет невесомости, а Луна в этом отношении куда менее гостеприимная планета. Ее старожилы рассказывают, что лишь после шести месяцев привыкания им удается донести до рта чашку кофе, не расплескав его по стенам. Что ж, проверить это мне не удастся, подумал я, ибо задерживаться здесь я не собирался. Если бы мы летели обычным рейсом, пересадки на Луне не было бы. Но этот лайнер доставил нас лишь на Луну, где мы должны были пройти карантин, прежде чем отправиться дальше.