Этельстан видел, что его резкий ответ ранил ее, но не в его силах было притупить острие навсегда разделившей их, словно клинок меча, обязанности повиноваться.

— Да, конечно, милорд, — сказала она сдержанно. — Тогда желаю вам спокойной ночи.

Кивнув ей, он быстро вышел из комнаты. Ему невыносимо хотелось остаться, но это было бы воистину непоправимой ошибкой.

Как только Этельстан ушел, Эмма ощутила такую пустоту и холод, словно была колоколом, который лишили языка. Она страстно желала бежать за ним, оказаться в его объятиях, ощущать тепло и силу его рук, снова почувствовать утешение от его прикосновения. Но ей не было места в объятиях Этельстана, так как он ей не муж и никогда им не будет.

Тут же рядом с ней выросла Маргот, уговаривая ее лечь поспать, но было еще кое-что, что она должна была перед этим сделать. Поплотнее закутавшись в шаль, она позвала слугу с факелом и пошла за ним через несколько переходов в маленькую часовню, которую обустроила первая жена Этельреда. Эмме здесь не очень нравилось, так как та была не намного больше обычной кладовой, и здесь не было ничего, что приносило бы отдохновение измученной душе. Тем не менее сегодня она сюда пришла и, опустившись на колени перед алтарем, зашептала благодарственную молитву за спасенную жизнь Эдварда, прося у Господа прощения за свои сомнения и грехи. А еще она дала обет. Более она не будет уклоняться от исполнения обязанностей супруги Этельреда и его королевы и скрепит свое сердце от искушений.

Июнь 1003 г. Винчестер, графство Гемпшир

Король возвращался в Винчестер во главе длинного поезда прислуги, и знойное солнце усугубляло его и без того скверное настроение. В течение месяца, проведенного в лондонском дворце епископа, он был вынужден вести монашескую жизнь, и, чтобы сделать его пребывание там совсем невыносимым, верховное духовенство беспрерывно отчитывало его за невыполнение супружеского долга перед королевой. Впрочем, скоро он это поправит. Ему не терпелось уложить ее в постель, ведь она слишком долго его к себе не подпускала.

Уже начинались сумерки, когда он спешился во дворе замка и сунул вожжи в руки конюху. В зале его уже ожидал ужин, но сначала он должен был уладить кое-какое дело с королевой. По пути в ее покои короля окружила небольшая толпа просителей, каждый из которых чего-то от него добивался, но, даже если бы он и мог разобрать, что они там лопочут, сейчас их просьбы его мало интересовали. Пока Этельред проталкивался сквозь них, какой-то сообразительный молодчик сунул ему в руку кусок пергамента, который король сжал в ладони и тут же про него забыл.

Он целеустремленно шагал в покои королевы, поднялся по лестнице и распахнул дверь в ее комнату. Эмма со своим духовником сидела за столом, усыпанным письмами. По другую его сторону расположилась группа женщин, которые оживленно щебетали, пока не увидели короля. Замолчав, они стали делать реверансы.

— Убирайтесь, — проворчал он.

Эмма тоже поднялась и кивнула священнику, который, вскочив, собирал со стола свитки.

— Оставьте это, — приказал Этельред.

Комната быстро опустела, и король обернулся к Эмме. Она стояла перед ним, не смутившись, и, подняв свой волевой подбородок, глядела на него с любопытством.

То дело, которое было у него к ней, сотрет с ее лица это самодовольное выражение, но пока оно подождет. Схватив Эмму за руку, он потащил ее в соседнюю спальню.

— Не надо притворяться, что вы не понимаете, зачем я здесь, — прорычал он, толкая ее к кровати, скрытой за вычурными занавесями полога. Он не потрудился расспросить ее о здоровье, ибо не желал слышать отговорок. Прошлый раз, когда он снизошел до близости с ней, она оказывала ему сопротивление. Сегодня он этого не потерпит.

Он с удовлетворением наблюдал, как она сбрасывает с себя платье и сорочку. Выронив кусок пергамента, который у него был в ладони, он снял ремень, рубаху, штаны. Снова обернувшись к Эмме, он сам удивился, как быстро его возбудила ее нагота, ее белые бедра, покорно разведенные в стороны, чтобы принять его в себя. Он не стал попусту тратить время и быстро и энергично пролил в нее свое семя. После этого, уставший, он лежал на ней, раскинувшись и наслаждясь ощущением и запахом женской плоти. Затем он приподнялся на локтях и заглянул ей в лицо.

В спальне царил полумрак, лишь одна масляная лампа, свисающая на цепях около двери, лила на кровать свой тусклый свет. Впрочем, сейчас и этого было достаточно.

Эмма зашевелилась под ним, пытаясь столкнуть его с себя.

— Можно мне встать, милорд?

— Нет, сударыня, мы с вами еще не закончили.

Ее светлая коса растрепалась во время соития, и теперь он теребил ее длинный локон, рассеянно наматывая его на палец и глядя ей в лицо.

— Расскажите мне, что вам известно о новом союзе вашего брата с королем датчан.

Устремленный на него взгляд был простодушен, как у младенца.

— Мне ничего не известно, — сказала она. — Брат меня не посвящает в свои секреты.

Приподняв бровь, он обдумал ее ответ. Это вполне могло быть правдой. Его соглядатаи не доносили ему о письмах, в которых говорилось бы о сговоре со Свеном Вилобородым. И все же он не верил ей до конца.

— Значит, ваш брат недобросовестен, — сказал он, потянув за прядь ее волос так, что она поморщилась, — поскольку он действительно ведет переговоры со Свеном.