Вернувшись на свое место, он с минуту сидел молча, покусывая губу.

– Просто замечательно, – повторил он. – Чудесный случай, только раскрывай. Больше мне тут делать нечего.

– Вот как, – пробормотал Вульф.

– Именно. В дело ввязались три фэбээровца. Пусть считается, что расследование убийства, совершенного в Манхэттене, – дело уголовной полиции, которую я как будто возглавляю, но что я по сравнению с фэбээровцами? Пошли я их к черту, комиссар скажет – ах, как же так, надо же сотрудничать. К тому же тут еще две неприятные стороны. Во-первых, у дела сразу появляется совершенно другая окраска, о которой мы даже и не подозревали, – на редкость ободряющее соображение. Во-вторых, кто бы теперь ни распутал дело, неважно – как и когда, весь жар загребет ФБР. Они вечно так.

– Ну-ну, инспектор, – запротестовал я, – ФБР – представители американцев, и вряд ли мы очень погрешим против истины, если скажем, что фэбээровец – это сама Америка…

– Заткнись. Хотел бы я, чтобы ты сам угодил служить в ФБР и они услали тебя на Аляску. Учти, я могу тебя арестовать.

– Вот как, для меня это новость. Что, разве есть управа на невиновных, которые не смогли побороть в себе отвращения при виде крови и удрали домой на такси?

– Где ты там углядел кровь?

– Не видел я никакой крови. Это так, для красного словца.

– Метафора, – буркнул Вульф.

– Издеваетесь. Ладно. – Кремер воззрился на Вульфа. – Значит, вы работаете на клиента.

Вульф состроил гримасу.

– Что делать, в порядке эксперимента, раз Арчи дал свое согласие. Я говорю «в порядке эксперимента», так как мне еще не довелось с ней познакомиться. Когда я увижу ее и побеседую с ней, я сразу пойму, виновна она или нет.

– Значит, вы допускаете, что она может быть виновна?

– Конечно, может. – Вульф поднял палец. – Мистер Кремер, хотите, я выскажу одно соображение? Раз вы настаиваете на сотрудничестве. Расспрашивать меня вам невыгодно вдвойне, коль скоро вы исходите из того, что не поверите ничему сказанному мной, и раз я не знаю никого из тех людей и мне все равно, что там происходит.

– Это вы так говорите.

– Верно, сэр, я. Зато мне расспросить вас было бы неплохо. Это, безусловно, помогло бы мне, а в конечном счете – и вам тоже.

– Великолепная мысль. Просто восхитительная.

– Именно.

Кремер положил на поднос изжеванную сигару, достал еще одну и сунул ее в рот.

– Ну, валяйте.

– Спасибо. Во-первых, конечно, о том, что удалось установить. Кто-нибудь арестован?

– Нет.

– Подходящий мотив вы нашли?

– Нет. Никакого, даже самого отдаленного.

– Понятно. А из обычной рутины – отпечатков пальцев, фотографий, свидетелей – ничего не выплыло?

– Нет. Одна или две вещи могут представлять некоторый интерес, но найти их мы не смогли. Вы что-нибудь смыслите в фехтовании?

Вульф покачал головой:

– Ровным счетом ничего.

– В общем, та штука, которой его закололи, называется шпага. У нее треугольное сечение и нет режущего края, а кончик ее такой тупой, что если им сильно ткнуть в человека, клинок просто сломается – он очень сильно гнется. Во время фехтования на шпагу надевают маленькую стальную насадку с тремя выпуклыми точками. Эти точки только показывают на куртке противника место укола; благодаря толстой насадке шпага не может проколоть щитков, которые надевают фехтовальщики, или маску, защищающую лицо.

– На нем же не было никакой маски, – вставил я.

– Я знаю, что не было, а значит, в тот момент, когда его убили, он в самом деле не фехтовал. Милтан сказал, что никто и никогда не фехтует, не надев маски. Та, что надевал во время занятий Ладлоу, валялась на скамье у стены. На шпаге, которая пронзила его, насадки не было – просто торчал затупленный конец клинка; но такой тупой шпагой проткнуть человека совершенно невозможно. Однако в кабинете Милтана в стеклянном шкафу хранилась одна штучка – она исчезла, миссис Милтан обнаружила это как раз тогда, когда в кабинете находился Гудвин. Она назвала эту штучку «калдимор». Вы говорите по-французски и можете произнести название лучше меня.

– Да, Это col de mort.

– Правильно. Взять его из шкафа мог кто угодно. Миллион к одному, что его-то и надели на шпагу, которой закололи Ладлоу. На расстоянии нескольких футов, да еще когда шпагой орудуют, Ладлоу ни за что не отличил бы этот наконечник от обычной насадки на шпагу. Но и «калдимора» на шпаге не было. Значит, его сняли потом. Мы обыскали двадцать человек буквально до нитки. Но «калдимор» словно в воду канул. Из здания вышел только один – Гудвин, которого вы видите перед собой. Как вы думаете, он не мог прихватить с собой эту штучку в виде сувенира?

Вульф слегка улыбнулся:

– Я бы до этого не додумался. Может, ее просто выбросили в окно?

– Может быть. Мои люди и сейчас еще продолжают ее искать в кромешной тьме с помощью фонариков. Заодно они ищут еще одну исчезнувшую вещь. Мисс Тормик утверждает, что из шкафа в раздевалке пропала рукавица, одна из дамских фехтовальных перчаток. Мисс Лофхен и еще одна дама, называющая себя Зорка, так не думают. Миссис Милтан не хочет себя никак компрометировать. Похоже, никто точно не знает, сколько было этих рукавиц.