Я оделась, собрала осколки — может, можно склеить? — и склонилась над бывшим возлюбленным.

Он не шевелился. Хотя тихое дыхание было ровным. Жив, и слава Богу… Я раздвинула пальцами густые каштановые волосы и осмотрела голову. Нет раны — едва заметная царапина… Нечего притворяться! Сейчас вылью тебе на голову холодной водички — живо в себя придешь!

Я принесла чашку с водой и полила Андрея. Безрезультатно…

Господи, что я натворила?! Руки задрожали, а зубы сами собой принялись выбивать мелкую дробь…

Он без сознания… Ну не убила же я его?! А если… Ведь сотрясение мозга может быть смертельным…

Когда мне надо срочно что-то решить, я совершенно перестаю соображать. Мозги превращаются в кисель… Совсем не то, что во время боя — там я реагирую молниеносно, даже подумать не успеваю…

Вот-вот… как показывает практика — думать вредно.

Я заметалась в поисках выхода: позвать соседей? позвонить в «Скорую»? вызвать милицию? И чем сосредоточеннее старалась «обмозговать», тем с большим ужасом убеждалась, что в голове ворочается вязкий клейстер из разрозненных обрывков мыслей…

А Андрей по-прежнему лежал на полу у моих ног…

Фу… надо освежиться… Может, тогда начну соображать лучше…

Я вышла на балкон и крепко сжала ладонями виски.

Что заставило меня оглянуться? Спортивный инстинкт? Еле уловимый шорох за спиной… молниеносный поворот… И что я вижу?

«Бездыханный пострадавший» осторожно меняет неудобную позу, поэффектнее заламывает руку… и встречается со мной взглядом…

Вот притворщик! Сволочь! Не по-мужски это — бить на жалость и испуг!

— Вставай! — громко велела я. — Хватит валяться. — И тут же окликнула появившуюся на соседнем балконе старушку: — Баба Вера, вы не зайдете ко мне на минутку?

— Зачем, Ирочка?

— Запах странный… Мне кажется, утечка газа, — на ходу сочинила я и тут же пожалела об этом, потому что соседка побледнела и всплеснула руками:

— Ты только спички не зажигай и свет не включай! Я сейчас…

Андрей понял, что разоблачен, и нехотя поднялся.

— Чем это у тебя воняет? — Он принюхался. — Ничего не чувствую.

— Тобой!

Андрей как ни в чем не бывало пожал плечами и прищурился:

— А ведь ты через меня перешагнула… Неужели ничего не дрогнуло, а?

— А ты думал, я буду рыдать у тебя на груди? — парировала я.

— Как же ты могла?

— А ты?

Он усмехнулся:

— А я привык добиваться победы любой ценой.

— Вот как?! — воскликнула я. — Представь себе: я тоже!

— Ну и чья взяла?

— Один — ноль в мою пользу, — заявила я, услышав спасительный звонок в дверь.

Ах, бдительная баба Вера… спасительница моя… Вслед за ней буквально через пять минут примчалась служба газа, а за ними, подвывая сиреной, две пожарные машины…

Андрей успел ретироваться, пока я объяснялась с газовщиками и пожарными, подписывала бланки вызовов, оправдывалась перед соседями…

А они толпились в моем тесном коридорчике и на лестничной площадке, громко обсуждая, что могло бы быть, если бы произошла утечка газа. Вспоминали случаи один страшнее другого, живописали жуткие картины разрушений…

А баба Вера, поняв, что поторопилась с вызовом, бочком-бочком — да и скрылась за своей дверью, предоставив мне одной расхлебывать эту кашу.

И только поздним вечером, выпроводив всех соседей и замыв в коридоре и на кухне грязные следы, оставленные ремонтной бригадой, я наконец-то смогла передохнуть.

Растянулась на диване, уставилась в потолок… Господи, как я устала!

Почему другие люди живут нормально, и только со мной вечно что-нибудь приключается?!

Вон Светка Зарубина из нашей сборной меняет кавалеров с поразительной легкостью, и хоть бы раз хоть бы кто-нибудь из них на нее обиделся, или начал мстить, или решил добиться силой…

Наоборот, крутятся вокруг нее: Светочка… конфеточка…

Самое смешное, что я попала в самую заурядную, тысячу тысяч раз уже повторявшуюся на земле ситуацию: банальный любовный треугольник… Он любит ее, а она другого… А другой ее?

«Любит!» — уверенно ответила я самой себе. Иначе и быть не может! А вот Андрей вряд ли…

Почему я так решила? Что-то внутри подсказало. Может, у меня наконец-то проснулась женская интуиция?

Все подруги замечали у меня ее отсутствие. Жалели, как будто это было физическим недостатком: