Новая жизнь, рождающаяся, когда заканчивается биография, если ты раньше не совершишь самоубийства. Свободная жизнь вне биографии, белоснежно пустая страница вне времени и пространства.

Грок воспринимает теперь выход на пенсию и одиночество не как конец пути, а как рождение нового человека, или нечеловека, что одно и то же. К компании присоединяется кресло на колесах. В нем Клара. Клара? Каталку толкает женщина постарше. Выполнив свою работу, она отходит в сторону. Грок понимает, что ему, поскольку он влюблен в Клару, в течение какого-то времени все молодые женщины будут напоминать Клару. Он пристально вглядывается в инвалида сквозь змеящиеся языки пламени, над которым выпивохи и попрошайки отогревают свои отекшие от холода руки.

Женщина-инвалид — смуглая красавица. В лице есть что-то восточное и треугольное. У нее мужские руки. Ноги длинные, в черных чулках. Сразу видно, что она здесь своя. Может быть, она лесбиянка, а та, что возит кресло, — ее любовница, думает Грок.

Инвалидка не Клара, но, невзирая на инвалидность, похожа на Клару, как похожи друг на друга все красивые женщины. Она пьет то, что ей предлагают, как профессионалка, в растяжку, а потом вынимает из своего флотского жакета фляжку, такую же как у Ханса, и прежде чем передать дальше, отхлебывает из нее сама. Грок не знает, что это — виски, джин или что-то еще. Кажется, среди них принято приносить с собой что-нибудь на всех.

Грок ждет своей очереди к прибывшей в кресле на колесах фляжке не для того, чтобы добавить очередной глоток, а чтобы поцеловать инвалидку — через горлышко, опосредованно, просочившись сквозь рты и поцелуи приложившихся к этому горлышку до него. Все зовут ее Беа. У нее великолепные и бесполезные ноги.

Беа, Беа, — вздыхает влюбленный в Клару. Клара, Клара, — вздыхает влюбленный в Беа. Костер теперь разгорелся, его пламя стало выше и ярче, звезда родилась снова, и голос Ханса рассказывает разные истории про Грока (настоящего и выдуманного), которые все слушают с интересом. Они принимают Грока в свой клуб под открытым небом как Грока, и человечек с вытянутым лицом, сидящий справа, целует его в обе щеки. При этом один поцелуй получается горячим, а другой — холодным. Два поцелуя, выражающие дружбу и пахнущие перегаром.

Все отправляются в путь, не дожидаясь пока костер догорит. Несколько выпивох каждую ночь встречаются на кладбище, в пантеоне, возведенном в честь какой-то знаменитости, заброшенном, но защищающем их от холода, и вечеринка в полном составе переселяется туда.

Грок подходит к Беа, кажущейся ему прекрасной в сполохах пламени, и целует ее в широкий, четко очерченный чувственный рот.

— Сначала я поцеловал тебя в твою фляжку с джином, или с чем-то еще, не помню, что там было. Я поцеловал тебя через другие рты. А теперь — напрямик, потому что ты прекрасна и недоступна. Держи свою фляжку.

— Недоступна?

— Я так думал о паралитиках, но все равно влюбился в тебя, — в твое лицо. Оно — малайское, если смотреть анфас. А твой профиль — неоклассицизм. Я всегда считал, что лицо важно для секса. Если лицо мне не нравится, то и гениталии не интересуют.

— Хочешь везти мое кресло до Альмудены?

Ее подруга (любовница?), разомлев от красного вина, уснула, сидя на заснеженном бугорке, и ей больше ничего не надо. Грок, окончательно придя в себя, охотно толкает кресло-каталку Беа, старательно объезжая ямы и другие неровности пересеченной местности, выдерживая направление и следя за тем, чтобы вовремя сманеврировать. Он неожиданно счастлив (с ним такого никогда раньше не случалось), толкая кресло-каталку паралитички по колдобинам сквозь ночную мглу, по дороге, ведущей к кладбищу через всю планету, покрытую снегом и вымершую.

У Беа (Беатрис) длинные ноги, необычное лицо, стройная фигура, влюбленный взгляд и улыбка канальи. Беа понимает, что, жива наполовину и поэтому решила пуститься во все тяжкие, сгореть без остатка, оставив смерти лишь безжизненный, пустой куль женского тела. Она рассказывает об этом Гроку во время долгого и трудного перехода по рытвинам из квартала Консепсьон (где он не нашел Клару) в квартал мертвых, то есть на кладбище Альмудена — громадный мадридский супермаркет из прежних времен, сегодня щедро осыпанный снегом.

Выпивохи с кладбища, где «пьяницы закусывают смертью» (Грок помнит эту стихотворную строчку, но не знает, кому она принадлежит) расположились вокруг могилы прославленной знаменитости.

Вновь прибывшие мгновенно братаются с местными, образуя одну дружную компанию. Все приняты с полным радушием. Кладбищенское барокко мастеров по мрамору защищает от холода и от снега.

На надгробной плите та же надпись, что и на фронтоне. Пьяницы жгут костер, пируя прямо на тексте, смутно напоминающем латынь. Глаза у Беа прекрасные и порочные, а голос изысканный и сволочной. Она то и дело затягивается сигаретой с травкой и прикладывается к фляжке, которую уже не нужно пускать по кругу. Грок поставил кресло-каталку так, чтобы ей было как можно удобней, и, усевшись напротив, рассматривает ее, изучает и любит.