Вот что ждет тебя, Грок, и это случится скоро, парень, потому что если человек сам не уходит из жизни, то жизнь уходит от него. А. повезло умереть вовремя. Вовремя и быстро. А ты Грок, козел, наоборот, умираешь медленно и понемногу.

Ясно, что гробить себя с помощью дерьмового виски мерзкой старухи, это «наоборот и понемногу». Сколько при этом мучаешься, и как болит голова. Да, это другой процесс, состоящий в том, чтобы жить, умирая. Понятно, что мы все умираем при жизни, это общеизвестно, кто-то сказал, что уже с двух лет начинается конец. Однако я имею в виду сейчас тех, кто умирая, отдает себе в этом отчет: каждый день от нас отделяется, омертвев изнутри, часть тела, и каждый день от нас уходит порция жизни, полуостров биографии, целый континент, что угодно. С каждым днем мы становимся более одинокими и более мертвыми, и здесь нет ни заморозки, ни просфор, только жизнь, чтобы дать себе отчет, что ее остается все меньше и меньше. Жить, Грок, означает присутствовать при собственном умирании, потому что смерть начинает свою работу задолго до того, как ты разобьешься на мотоцикле, как это случилось с А. Смерть работает в долгосрочном режиме.

Но, так или иначе, то, что произошло с А., вызывает сочувствие, заставляет представлять его совсем одеревеневшим, под воздействием бесконечно низкой температуры. Он был как этот ловкий кривляка Уолта Диснея, а теперь стал человекообразным поленом, счастливый навеки, какое страшное счастье. Надо сказать Андреа, чтобы его кремировали.

Грок принимает решение стащить у старухи последний пластиковый стакан виски из бензина, (может быть, оно прикончит его), и торопливо направляется к тому углу, на котором стояла торговка. У него нет ни одного дуро, но он решил задушить ее, если она не даст ему этой отравы. Еще не дойдя до угла, уже издали, он видит, что старуха ушла.

Вечером Болеслао иногда (только чтобы поглазеть на голые груди) заходил в top/less. Все очарование голых грудей для Болеслао было в их естественности, в движении, в натуральности увиденного. О, ни с чем не сравнимый эротизм женщины, когда она держится запросто, как всегда!

Не случайно, когда в Англии, в поствикторианскую эпоху, разрешили обнаженный театр, обнаженные должны были оставаться неподвижными. Англичане очень тонко подметили, что эротизм заключается в движении. Причем не в намеренно эротичном, например, в танце, а именно в естественном, свободном. В конце концов, ради этого женятся, — чтобы получать удовольствие, наблюдая за женщиной в ее естественном состоянии. В любви женщина притворяется, во время секса позирует. Тот, кому нравятся женщины, ищет (отсюда его вуайеризм) наготу бесхитростную, домашнюю, не выставленную напоказ, а доступную лишь для близкого круга, как бы не помнящую себя.

В общем, получалось, что в этих ничем не примечательных и насквозь коммерческих заведениях, в top/less, свершалось чудо. Девушка, официантка (они всегда менялись), вынужденная сосуществовать со своим голым бюстом, пробивать им себе дорогу, продираясь между двумя и даже тремя рядами мужчин, позволять грудям висеть, когда она наклонялась, чтобы поставить на стол выпивку, забывалась как студентка, разгуливающая с торчащими сосками среди своих книг.

Болеслао казалось, что он достиг сокровенных глубин, размышляя о top/less. Утром девушки там очень старались, но рутина, привычка, повторяющиеся ситуации, усталость заставляли их в конце концов забывать о своем обнаженном торсе, и, привлеченные игрой в кости, позабыв о своих грудях, как о двух маленьких уснувших детенышах, они вдруг сами принимались играть вместе с клиентами.

И тогда наступало время Болеслао. Для него это была возможность наслаждаться природной красотой прекрасных грудей, больших или маленьких, обвисших, «трудовых», которые делали работу наравне с другими частями тела, обслуживая клиента.

В амурных отношениях со своими незамужними подружками Болеслао всегда старался не пропустить момента, когда после оргазма (оргазмов) она вставала и, совершенно голая, в поисках сигарет обшаривала всю квартиру. Сидя или полулежа в постели, Болеслао наблюдал за этим в зеркала и через полуоткрытые двери, видя женщину такой, какая она есть в реальной жизни, а не позирующей перед мужчиной.

Но если это тебе так нравится, козел, почему же ты не женился?

Понятно почему. Потому что потом человек, судя по всему, привыкает и даже не смотрит в их сторону.

Таким образом, Болеслао всю жизнь подсматривал за женщиной, чтобы увидеть ее такой, какая она есть от природы. Поскольку он умел ждать, top/less удовлетворял эту его страсть. Некоторые официантки его уже знали, им было известно, что от него много не перепадет, может быть, потому что у него нет денег, и в результате обслуживали более по-свойски, нехотя, забывая о коммерческом назначении своих грудей.

И как раз тут он начинал получать удовольствие. Болеслао был не против переспать с кем-нибудь из них, но у него действительно не было обыкновения носить с собой для этого деньги, а, кроме того, он знал, что как только отношения изменятся, пропадет все очарование. Женщина начнет следить за собой, неестественно выпрямится в стремлении выглядеть более привлекательно и неотразимо. И поэтому ограничивался тем, что без разбору заходил в любой top/less (в его районе их было много), заказывал виски и наслаждался видом молодых обнаженных грудей, оказывающих в начале ночи такое же действие, как стрелы с ядом кураре. Но к четырем часам утра или раньше они постепенно обретали свою натуральность, раскрываясь полностью перед последним одиноким клиентом как целомудренный и усталый цветок хандры, успокоившегося желания и материнского сна. Ковровую ткань заведения как бы покрывали увядшие сдвоенные цветы усталых грудей, нежных и ненужных, таких совершенных и таких опустошенных.

И таких магнолиевых.

Грок чувствует, что в состоянии провести всю ночь, то есть еще три или четыре часа, остающиеся до похорон Эснаолы [22] , гуляя по Гран Виа. Но ему нужно срочно выпить виски, а все закрыто и к тому же у него нет ни одного дуро.

Думая обо всем этом, он медленно продвигается по широченному проспекту. Темные участки иногда сменяются ослепительным сиянием бесполезных витрин. Если бы наткнуться на что-нибудь открытое, то можно было бы зайти, взять одну или две порции виски, а дальше само виски наверняка подсказало бы, как объяснить, что у него нет денег. Можно было бы прикинуться провинциалом, у которого утренний поезд на Таранкон, или разыграть номер с кошельком, сказать, что у меня украли кошелек, что у меня украли кошелек, и это было бы очень даже правдоподобно. У какого провинциала не вытаскивали кошелек на Гран Виа в пять утра?