Джерадин, прости меня.

— Миледи.

Она не могла видеть говорившего. Тем не менее, голос не напугал ее, и поэтому через какое—то время она смогла поднять голову.

У дверей ее камеры стоял Тор. Дрожащим голосом он снова пробормотал:

— Миледи. — Его толстые руки цеплялись за решетку, словно это он был в темнице — словно он сидел в тюрьме, а Териза была свободна. Она с трудом разглядела сверкающие в свете лампы слезы, катящиеся по его щекам.

— Миледи, помогите мне.

Его мольба дошла до нее. Он был ее другом, одним из тех немногих в Орисоне, кто, похоже, желал ей добра. Он спас ее от Смотрителя. И не один раз. Подавив стон, она встала на четвереньки. Затем подтянула ноги поближе к подбородку и с трудом приподнялась.

Покачиваясь, опасаясь, что может упасть, она приблизилась к двери. На большее она сейчас была не способна.

— Миледи, вы должны мне помочь. — Голос старого лорда дрожал не от поспешности, а потому что он с трудом сдерживал облегчение. — Король Джойс дал Леббику позволение делать с вами все, что взбредет в голову.

Она не могла взять этого в толк. Как и поцелуй Смотрителя, это было выше ее понимания. Она обнаружила, что снова сидит на полу, наклонившись вперед, так, что спутанные волосы закрыли лицо. Позволение делать все, что взбредет в голову. Король Джойс улыбался ей, и его улыбка была такой чудесной, солнечной, так рассеивала мрак ее жизни! Она любила эту улыбку так же, как любила Джерадина. Но все это была ложь. Все, что взбредет в голову. Все это была ложь, и у нее больше не осталось надежды.

— Пожалуйста, — выдохнул Тор с трудом. — Миледи, Териза. — Он с трудом скрывал свое волнение. — Во имя всего, что вы уважаете, — всего, что вы считаете в нем хорошим и достойным, если он не пал в ваших глазах. Скажите нам, куда скрылся Джерадин. Неожиданно она вскинула голову. Ее глаза были полны теней. Вы тоже? Тошнота прошла волной по животу, поднялась к горлу. Вы тоже повернулись к нему спиной? Она не могла ответить; у нее просто не было подходящих слов. Если она попытается хоть что—то сказать, то разрыдается. Или потеряет сознание. И вы!

— Вы не причините ему вреда, миледи, — умолял Тор. Он был стариком, и каждый фунт своего веса ощущал словно непосильную ношу. — Меня не волнует его вина. И если он жив, то далеко отсюда и в безопасности, ярости Леббика его там не достать. Мы в осаде. Леббик не сможет преследовать его. И никто, кроме него, не сможет воспользоваться его зеркалом. Так что с ним ничего не случится, если вы скажете.

Но король Джойс… — Горло лорда судорожно сжалось. Когда он смог продолжить свою речь, его голос дрожал, словно на смертном одре. — Король Джойс слишком долго верил Смотрителю. А сейчас перестал сознавать, что творит. Он просто не понимает, что натворил своим позволением. Он не знает, что Леббик обезумел.

Миледи, он — мой друг. Я служил ему всю жизнь и десятилетиями помогал ему жизнями всех своих людей в моей провинции. Сейчас он совсем не тот, каким был. Когда—то он был героем Морданта. Сейчас лучшее, что он может, — это умно защищать Орисон.

Но он просто стал меньше действовать, миледи, а не хуже. Он хочет добра. Клянусь всем сердцем, он желает добра.

Если вы откажетесь отвечать Смотрителю, Леббик предстанет в самой худшей своей ипостаси. И когда король Джойс поймет, к чему привело его позволение, он потеряет даже ту малость, что от него осталось.

Помогите мне, миледи. Спасите его. Скажите нам, где Джерадин, чтобы у Леббика не было повода причинять вам боль.

Териза не могла заставить взгляд сфокусироваться. Все, что она различала, — свет, отражающийся от его щек. Он умолял ее спасти себя. Кроме того, он был прав — если она скажет, где Джерадин, то у Смотрителя не будет оснований применять к ней пытки. И король Джойс, совершивший явную ошибку, будет спасен. Да и сам Тор — один из троих, к кому она хорошо относилась в Морданте, — может быть, перестанет плакать.

Отыскав в себе силы, о которых не подозревала, она встала на ноги.

— Король Джойс — ваш друг. — Ей казалось, что она говорит сухо и безжизненно, не вкладывая в речь чувства. — А Джерадин — мой. — И, попытавшись смягчить удар для старика, она пробормотала несколько мягче: — Простите.

— Простить? — Его голос мгновенно дрогнул. — Почему я должен прощать вас? Вы будете страдать — и скорее всего умрете — из—за преданности человеку, который убил родного брата, и убил зря. Вам придется пережить худшее, на что способен Леббик, и этим вы ничего не добьетесь. — Его руки впились в решетки. — Я не понимаю, почему должен прощать вас. Во всем Орисоне вы единственная, не считая короля Джойса, кто заплатит высшую цену за преданность.