Луч света уперся в склон – ложбина резко сворачивала вправо.

Приближаясь к повороту, Сапсан немного сбавил ход и, не удержавшись, взглянул на часы – двенадцать минут третьего. Даже с учетом минуты отдыха позади наверняка осталось уже около трех километров. Половина пути – это хорошо.

Но, выбежав из-за поворота, Сапсан резко остановился. А вот это уже плохо. Совсем плохо!

Все дно оврага не меньше чем на сотню метров вперед, колышась и булькая, покрывал «ведьмин студень».

Осторожно приблизившись к этой слегка фосфоресцирующей желеобразной массе кислотно-зеленого цвета, Сапсан услышал за спиной гудение запыхавшегося Питона:

– Охренеть! Я даже не буду спрашивать, опасна это бодяга или нет. И как теперь?

– Аккуратно, – ответил сталкер. – Очень аккуратно.

Он отступил на пару шагов. Еще не хватало поскользнуться и зацепить этот курящийся легким зеленоватым дымком светящийся кисель хотя бы краем ботинка. «Ведьмин студень» впитается в подошву, как масло в промокашку, и тут же примется за живую плоть.

По рассказам тех немногих, кто, вляпавшись в «ведьмин студень», сумел сохранить жизнь, больно будет совсем недолго – пораженный участок станет упругим, как каучук, и в то же время нечувствительным к любым воздействиям.

Если бы этим эффект «ведьминого студня» заканчивался, он бы считался самой безобидной аномалией во всей Зоне. Но плохо было то, что через несколько секунд человеку придется с сожалением наблюдать, как онемевшая конечность безвольно повисает, словно прохудившаяся велосипедная шина. «Ведьмин студень» растворяет даже кости, продолжая при этом продвигаться дальше по организму. Единственное, что может остановить его распространение, – немедленная ампутация поврежденной части тела. Поэтому люди, выжившие после встречи с «ведьминым студнем», всегда, как бы это так сказать, чтоб не обидно было… недоукомплектованы.

По результатам вольных или невольных опытов с «ведьминым студнем» многочисленные исследователи сделали вывод, что эта аномалия является живым существом. Точнее – быстрорастущим и питающимся органикой грибом. Сапсан даже вспомнил его научное название – мицелий-гетеротроф.

– Обходим по склону, – сказал сталкер. – Высоко не забирайтесь, чтобы еще больше рентген не нахватать. Цепляйтесь за траву и смотрите под ноги. Если кто соскользнет – вытаскивать не полезу. «Ведьмин студень» всасывается быстро и почти безболезненно, поэтому орать если и будете, то недолго. Дымок видите? Плохой дымок, вредный. Дышите как можно неглубоко, иначе фильтры быстро забьются. Ползем ровно. Главное, не бойтесь.

– Сейчас обделаюсь, – ответил Колода.

Сапсан, который до сих пор не мог полностью восстановить дыхание, заметил, что голос зэка на удивление ровный.

– Ты даже дыхалку не сбил? – В тоне Питона даже через противогаз чувствовалась зависть, смешанная с подозрением. – Как так-то, епа?

– Не знаю, – пробубнил Колода. – Но ноги ноют. А ты если решил допрос устроить, то время не фартовое нашел.

– Так! – окрикнул зэков Сапсан, пресекая начинавшуюся склоку. Сняв с плеча автомат, он поставил его на предохранитель и, откинув приклад, туго притянул к нему оружейный ремень. – Я поднимаюсь.

Он выбрал правый склон, который выглядел менее крутым. Вскарабкавшись так, чтобы «ведьмин студень» оставался ниже примерно на высоту человеческого роста, Сапсан взялся прорезиненной перчаткой за ствол «Абакана» и, не оглядываясь, медленно двинулся по мокрой глине вдоль аномальной слизи.

Пробираясь по откосу с помощью палки, неопытный человек инстинктивно рассчитывает на нее, как на собственную руку, и потому ставит с той стороны, которая уходит вверх, – это положение создает иллюзию сцепления с поверхностью. Но надежда на такой упор чревата тем, что в случае соскальзывания у идущего практически не остается времени резко перебросить упор вниз, под ноги. А если сделать это и получится, то лишний взмах с большой долей вероятности сыграет роль противовеса, только ускорив падение.

Сапсан, в свое время облазивший не одну скользкую горку, прекрасно знал этот нюанс, а потому упирался прикладом чуть ниже уровня стоп, свободной правой рукой цепляясь за наиболее плотные комья земли или не очень сильно выступающие булыжники. Трогать слишком заманчиво торчащие камни он не рисковал – очень может быть, что их оставшаяся в земле часть настолько мала, что вывернется наружу от совсем несильного нажима.

Он полз медленно. В голове даже не крутились полагающиеся для таких случаев проклятия – она занималась расчетами, куда и как сделать следующий шаг, чтобы он не оказался последним. Проползя несколько метров, Сапсан все же решил посмотреть назад. Зэки отставали.

Колода, приникая, так же как и он, боком к земле, неторопливо следовал по сталкерским следам. Обрез был слишком коротким, чтобы использовать его в качестве опоры, поэтому зэк просто перекинул его за спину, освободив обе руки. Питон, видимо решив, что скорость не дороже жизни, тоже убрал автомат за спину и вообще распластался лицом к склону, продвигаясь на манер альпиниста. Способ небыстрый, зато несколько более надежный.

Залитая «ведьминым студнем» ложбина уходила влево. Пытаясь разглядеть, насколько далеко за этим поворотом простирается аномалия, Сапсан вытянул голову вперед…