Предвидя бойкую торговлю, Ли принес большой упаковочный ящик, поставил его в овощном отделе и вытряхнул туда пятьдесят лягушек, покрыв ящик мокрым мешком, чтобы его подопечным было уютнее.

И торговля действительно пошла бойко. Зашел Эдди, купил жевательного табаку на две лягушки. Джонс захотел выпить кока-колы и с возмущением узнал, что цена выросла с одной лягушки до двух. К негодованию ребят, вечером цены подскочили на все. Отбивные, например, даже самые лучшие, которые должны были стоить самое большее десять лягушек за фунт, стоили уже двенадцать с половиной. А консервированные персики, даже страшно сказать, стоили восемь лягушек банка. Ли Чонг взял покупателей за глотку. Он был уверен, что и Холман, и магазин «Дешевые вещи» откажутся принимать в уплату этот новый вид денежных знаков. Если ребятам нужны отбивные, что ж, платить придется цену, назначенную Ли. Но особенно все возмутились, когда Элену, уже давно мечтавшему о шелковых желтых нарукавниках, было сказано, что или он выложит за них тридцать пять лягушек, или пусть идет торгуется куда-нибудь в другое место. Яд алчности начал отравлять честное, невинное и достойное всякой похвалы коммерческое соглашение. Недовольство накапливалось, но и лягушки накапливались в упаковочном ящике Ли Чонга.

Это недовольство однако не так уж сильно влияло на душевное равновесие Мака и ребят, – ведь люди они были не меркантильные. Их радость мерялась не количеством проданного товара, их самооценка не зависела от величины банковского вклада, а в любимых женщинах они уж, конечно, искали не богатства. Разумеется, они были недовольны Ли, который, видно, решил их разорить, но в желудках у них покоилась двухдолларовая яичница с беконом, пропитанная снизу и сверху отличным старым виски. К тому же они сидели в своих собственных креслах у себя дома и смотрели, как Милочка учится лакать консервированное молоко из консервной банки. Надо сказать, что Милочке на редкость повезло, ибо эти пятеро мужчин имели пять различных точек зрения на воспитание собак и споры доходили до таких баталий, что Милочка осталась на всю жизнь невоспитанной собакой; но зато с первых дней проявила незаурядный ум. Она ложилась спать к тому, кто последний угостил ее лакомством. Ребята ради нее опускались даже до воровства. Они ласкали и голубили ее, стараясь перещеголять друг друга. Время от времени они заявляли в один голос, что дальше так продолжаться не может, что Милочку надо учить, затевался педагогический спор и благие намерения сами собой куда-то девались. Они обожали ее, лужицы, которые она оставляла на полу, приводили их в восхищение. Они прожужжали приятелям все уши, расписывая ее ум и другие достоинства; они бы, наверное, закормили ее до смерти, если бы у Милочки было столько же здравого смысла, сколько у ее обожателей.

Джонс сделал ей гнездышко внутри часов, но Милочка никогда там не спала. Она забиралась в постель то к одному, то к другому, как ей заблагорассудится. Она жевала одеяла, рвала матрасы, выпускала перья из подушек. Она кокетничала со своими хозяевами и стравливала их друг с другом. Они говорили, что она восхитительна. Мак решил дрессировать ее и выступать с ней на эстраде, но не сумел даже приучить ее проситься.

Так они сидели под вечер у себя дома, переваривая яичницу, куря, разглагольствуя и время от времени отхлебывая из кувшина виски. Каждый раз они говорили при этом, что выпьют только один глоточек, ведь виски для Дока. Этого нельзя забывать ни на миг.

– Как вы думаете, в каком часу вернется Док? – спросил Эдди.

– Он обычно возвращается из поездки часиков в восемь, девять, – ответил Мак. – Интересно, когда лучше отдать ему это виски? Наверное, лучше всего сегодня вечером.

– Да, конечно, – согласились все.

– А вдруг он очень устанет с дороги? – предположил Элен. – По-моему, лучше пойти к нему завтра. Дорога-то дальняя.

– Черт, самый лучший отдых – хорошая вечеринка, – сказал Джонс. – Помню, я однажды так устал, с ног падал. Посидел с друзьями, и усталость как рукой сняло.

– Надо все хорошенько обмозговать, – сказал Джонс. – Где мы будем угощать Дока, здесь?

– Док очень любит музыку. У него когда гости, всегда играют пластинки. Может, устроить ужин у него?

– В этом, между прочим, что-то есть, – заметил Мак. – Но хотелось бы устроить сюрприз. И чтоб была вечеринка, а не просто сунуть этот кувшин с виски.

– А может, повесить всякие украшения? – предложил Хьюги. – Как на Четвертое июля или канун Дня всех святых [8] .

Мак разинул рот, взгляд устремился в пространство.

– Хьюги, – сказал он, – в твоих словах есть смысл. Никогда бы не подумал, что ты способен такое придумать. Ты просто гений.

Голос его зазвенел, глазам виделась чудесная картина.

– Только вообразите, – сказал он, – Док подъезжает к дому. Он очень устал. Он весь день за рулем. Вдруг видит – окна в лаборатории ярко освещены. Он думает, к нему влезли. Поднимается по лестнице. И что же? Весь дом красиво украшен: гофрированная бумага, ленты и большой пирог. «Боже, – говорит он, – вечеринка, да не просто вечеринка, а потрясающий праздник». Мы, конечно, спрячемся. Док смотрит и не может понять, кто это сделал. И тут мы все с криком выскакиваем. Только вообразите, какое у него будет лицо. Нет, правда, Хьюги, как ты до этого додумался?

Хьюги покраснел. Честно говоря, его идея была куда скромнее, он просто вспомнил Новый год у «Ла Иды»; но если уж на то пошло, почему бы и не приписать себе честь этой выдумки.

– Да так как-то. Подумал – будет неплохо.

– Действительно, неплохо, – согласился Мак. – И знаешь что, когда Док придет в себя, я скажу ему, кто все это придумал.

Откинулись в креслах и стали мечтать. Разукрашенная лаборатория Дока представлялась им в виде оранжереи отеля «Дель Монте». Еще пару раз приложились к кувшину, чтобы сильнее прочувствовать великолепие своего плана.

Лавка Ли Чонга была по части товара уникальным торговым заведением. Большинство магазинов запасается черно-желтой гофрированной бумагой, черными бумажными котами и тыквами из папье-маше в октябре. Перед кануном Дня всех святых торговля идет полным ходом, а на другой день всей этой мишуры точно и не было. Может, удается все распродать, а, может, остатки просто выбрасывают; но, скажем, в июне товар этот нигде не купишь. То же и с Четвертым июля; в январе не найдешь ни флагов, ни материи для них, ни ракет для фейерверка. Исчезло все с прилавков, и никто не знает куда. А вот лавка Ли Чонга – счастливое исключение. Еще в ноябре здесь можно купить все ко дню Св. Валентина; трилистник, топорик и бумажные вишневые деревья – в августе. [9]