Историческое троекнижие о том, как Русь ордынское иго сбросила.
Книга вторая "Вольные города". В книге описан период освобождения Русского государства от страшного ига Золотой Орды. Единение страны, усиление ее мощи, мирные договоры соседями, дальновидная дипломатия Московии помогли изолировать орды кочевников и выстоять в борьбе с завоевателями.
ОТ АВТОРА
О миролюбии советского народа знают все честные люди земли. Шестьдесят лет назад Великая Октябрьская социалистическая революция подписала свой первый закон — Декрет о мире.
История знает множество примеров, когда русские рати приносили мир не только своему народу, но и странам Европы. Даже в самые тяжелые времена воины Росси» брали в руки меч только тогда, когда враг отвергал все мирные предложения.
В этой книге читатель узнает еще об одном периоде из истории государства Российского, когда русские люди освободились от страшного ига Золотой Орды. Единение всей страны, усиление ее мощи, мирные договоры с соседями, дальновидная дипломатия помогли Московии изолировать орды кочевников, выстоять в борьбе с завоевателями.
Я в меру своих сил хотел показать читателю, что все, основанное на жестокости, человеконенавистничестве в войне,— обречено на гибель.
Оформление художника Б. А. А Р Ж Е К А Е В А
Глава первая
В КАФЕ
Будьте здоровы и пребывайте с богом, гости Кафы.
Надпись на главных воротах крепости
...пограбили, да сколько гостей моих перебили в Кафе и животов на многое тысяч рублей взяли...
«І*«4
Из наказа Ивана III послу, едущему в Кафу
ПОСОЛЬСТВО ТОРГОВОЕ
икита Чурилов решил выехать в Кафу. Раз-
— ве мог отец усидеть дома, надеясь на- фря- гов? Купец понимал, что сам он у татар ничего узнать не сможет, а вот боярин из Москвы— другое дело. И он поехал к Беклемишеву. Но боярина в Кафе не застал — тот, неведомо для чего, снова укатил в Мангуп.
— Ой, больно некстати,— сказал Никита Семену — сыну.— Я тут изведусь, его ждавши.
— А ты не жди,— посоветовал Семен.— Раз Гуаски обещались у татар искать — пусть ищут. А ты съезди-ка в ватагу. Не туда ли она сбежала? Не к атаману ли своему?
— Полно тебе пустое городить. Ежели бы к нему — зачем одежонку на берегу бросать.
— А посуди-ка, батя, сам: не найди ты ее платье у мрря, мыслишка эта в первую очередь у тебя в голове появилась бы. Верно ведь?
— Это, пожалуй, так.
— И ты немедля бы погоню за беглянкой послал?
— Вестимо, послал бы.
— Вот этого-то она и боялась. Хитрости нашей Ольгуньке не занимать стать. Ты меня понял?
— И то верно,— решительно сказал Никита и, быстро собравшись, вышел во двор. Там растолкал заспанного конюха и приказал седлать пару лошадей.
— И сам соберись. Поедешь со мной.
— Далеко ли?
— В лес, за грибами.
Спустя полчаса подъехали они к Охотничьим воротам города и, Оросив стражнику горсть медных монет, выехали на дорогу.
Тихо в ряд шагают кони. Никита опустил голову, молчит. Мысли все о дочери, невеселые. Правильно ли сделал он, решив отдать ее за фряга? Может, тот разбойник — ее судьба? Может, поздно едет он в его шайку. Надо бы раньше пойти к нему, позвать в свой дом, сделать зятем. Парень, наверно, с головой — неспроста ватагу водит. Может, был бы помощником лучше не надо. И нянчил бы Никита внучонка. «Дай бог только найти дочь,— думал Никита,—гневаться на атамана не буду — позову к себе. А то восстал я против судьбы, что бог дочери уготовил, оттого и несчастья пошли. Всевышнему противиться не буду». На том и порешил Чу- рилов.
Весь день проездил Никита по дорогам и горным тропинкам в надежде найти ватагу. Дороги были пустынны, горы безмолвны. Нигде ни звука, ни огонька, ни одной живой души.
После полуночи заморосил дождь. Усталые и вымокшие до нитки всадники спешились и решили отдохнуть.
С горных вершин вместе с туманом сползал в низины рассвет, дождь перестал. Слуга достал кресало, выбил искру и запалил костер. Над деревьями поднялся столб белого дыма.
Разделись всадники, решили высушить одежду.
Вдруг в стороне хрустнули под чьей-то ногой сучья, ветки кустов раздвинулись, мелькнуло чье-то бородатое лицо. Никита вскочил, схватился за рукоятку клынча[1], слуга даже и встать не успел. Кругом в кустах затрещало, со всех сторон к костру выскочили люди, схватили Никиту и слугу его, быстрехонько связали.
Один из разбойников (а в том, что это были они, Никита не сомневался) протиснулся к Чурилову, пристально вгляделся в его лицо, весело заорал:
— Кого вы, аспиды, связали?! Ого-го-го! Никита Афанасьевич, ты?