– Может быть… До свиданья, - проговорила Мария.

– Ну, что ж мне пора, - она проводила его взглядом, в сердцах желая ему никогда не вернуться.

В доме ее ждал отец, он посмотрел на нее, внимательно изучая ее, в ее голове промелькнула мысль, что он слышал часть их разговора. Он остановил ее, и она, было, чуть не открыла рот от удивления.

– Значит он в Лондоне, хорош подлец!
– воскликнул Эдвард.

– Он записался на фронт, - соврала Мария, чтобы отвести подозрения от себя и от Виктора.

– Ну что ж, достойный поступок, но он не исправит все, - Эдвард повернулся, и ушел. Мария прислонилась к стене, скрывая дрожь в теле, она убрала пряди волос со лба, унимая биение своего сердца.

Вечером за ужином, при гостях, Эдвард сказал, что его сын ушел на фронт. Каролина, когда разошлись гости, обрушила свой гнев на дочь, схватив девушку за запястье, она пристально изучала лицо дочери.

– Это же ложь! – она впила ногти в ее запястье, - он же сдохнет, как собака, потому что он ни к чему не пригоден. Закончит свои дни в трущобах, или окажется в тюрьме, но так даже лучше!

– Я не понимаю о чем ты, мамочка, - Мария выдернула руку.

– Все ты понимаешь!
– прошипела Каролина, - Ты знаешь, где он!?

– Нет, не понимаю, - Мария покачала головой, - я пойду спать.

– Ты скажешь мне, где он? – Каролина снова схватила дочь за плечи, нервно тряся, голова Марии сильно запрокидывалась, отчего казалось, что она покатится вниз.

– Нет, нет, - истерично кричала Мария, задыхаясь от боли, - я лучше умру, чем скажу тебе!

– Дрянь, - Каролина дала дочери тяжелую пощечины, она сдержала свои слезы. Мария развернулась и гордой небыстрой походкой поднялась на вверх.

Осень 1914.

Первая военная осень выдалась сложной. В начале сентября немцы форсировали реку Марна и приблизились к Парижу. Однако французы смогли дать отпор немцам, врагам пришлось отойти от Парижа, и отказаться от своих амбициозных планов, стало понятно, что война не обойдется шестью неделями. Но если бы не события на Восточном фронте, то «чуда на Марне» бы не произошло, чтобы сдержать напор русских армий немцам пришлось отозвать часть своих полков в Галицию. Так сотни погибших в Галиции спасли жизнь Парижу. Читая колонки газет, становилось тяжело на сердце, а ведь там могли быть чьи-то сыновья и мужья, дочери и жены, что организовав «Красный крест», могли тоже погибнуть в окопах, спасая мужчин

В северной Франции продолжался «бег к морю», его итогом стало создание сплошной линии фронта от границы со Швейцарией до пролива Ла-Манш, а на Восточном фронте в это время русские терпели поражение на подступах к Кенигсбергу. В октябре в войну на стороне Германии вступила Османская империя, что закрыла выход для русских кораблей в Средиземное море. С Дальнего Востока приходили сообщения о японо-английском штурме немецкой базы Циндао, что радовало англичан.

Вскоре стало понятно, что война затянется. Многое в жизни лондонцев изменилось: запретили антивоенные митинги и демонстрации, экономика переходила на военные рельсы. В ту осень многие изменения мало ощущались, но город опустел, вокзалы заполнились, и безутешные жены провожали своих мужей. Виктор, видя это все, видя печальные лица женщин и детей, особенно в те мгновения, когда сообщали о гибели мужей, и те минуты он презирал войну. Женщины приходили к ним в аптеку, прося о помощи, и порой Виктор не знал, что делать. Здесь нужен был не врач, здесь нужен был человек, знающий тайны человеческой души.

В эту осень произошло еще одно событие, что изменит жизнь Виктора навсегда…

– Я очень доволен вами, - громко сказал профессор Грандж, - в каждом из вас я вижу задатки. В вас мистер Йорк – хирургические, а в вас мистер Хомс – терапевтические. Вот и двигайтесь в этом направление. Но работы предстоит вам еще много, так что не думайте, что все легко.

– Мы всегда знали, что это тяжело, - Виктор посмотрел на Артура.

– Я беру вас под свое крыло, но это не означает, что все дозволено, - строго произнес Рамсей.

– Спасибо, - ответили юноши.

– Нет, спасибо говорите себе, - он улыбнулся и оставил их в коридоре.

Рамсей Грандж приметил этих двух юношей сразу же, всегда улыбчивые, и начитанные, иногда в их поведение он угадывал черты аристократизма, но он всегда понимал, что они простые выходцы из Ирландии, приехавшие искать свое счастье в Англии. Виктору тоже нравился Рамсей, он был немного старше его отца, но от него исходила какая-то теплота, ощущая в нем свою родственную душу. Рамсей был герцогом, ему еще не было сорока пяти, и уже много лет вдовцом, Артур узнал, что у него три дочери. Старшой Аманде исполнилось восемнадцать, средней Урсуле – четырнадцать, а младшей Диане – девять. Рамсей производил впечатление цельного человека, которого не одолевают противоречия и сомненья, и, наверное, поэтому его все любили. Говорили, что он любил однажды, свою жену, что он имел только титул, но кроме научного признанья ему ничего не было нужно, учитывая, что состояние герцогов еще давно проиграл в карты его отец. Только тогда Виктор еще не знал, что та женщина, что любила герцога, любил когда-то его отец. Жизнь всегда причудливо сплетает человеческие судьбы.

Коллеги за его спиной восхваляли его, женщины мечтали о нем, а студенты просто возносили его. За ним постоянно тянулся хвост студентов, с частью из них он общался у себя в кабинете, с другой мог назначить встречу в библиотеке, еще одна часть приходила к нему домой. Он жил в Кенсингтоне, где у него был маленький дом, у него уже много десятилетий не было загородных поместий, зато в его доме царила непринужденная обстановка. Виктор, прейдя туда в первые, был удивлен. Его дочери уже привыкли к толпе студентов, а Рамсей не находил ничего предосудительного в этом. Внутри дом был обставлен просто, не было той дороговизны, что многие видели в Хомсбери, несколько служанок ходили по комнатам, а девушки подтрунивали над ними.