— Что значит «ковыряйся»? — насторожилась Эмма, услышав незнакомое слово.

— Ну-у, ройся, копайся в куче этих вещей, ищи то, что тебе нужно.

— Звучит смешно! Идем рыться-ковыряться! — закричала Эмма, смешиваясь с толпой. Лючия с улыбкой двинулась следом.

Чуть дальше улица раздваивалась: справа небольшой подъем вел к более спокойной части рынка с десятком палаток, набитых велосипедами. В первых продавались только новые.

— Это не для нас, — резюмировала Эмма, — нам нужна совершенно безнадежная колымага.

— Подожди, будут тебе колымаги! — успокоила ее Лючия.

И в самом деле, пройдя еще несколько шагов в горку, Эмма замерла перед самой блошиной палаткой из всех, что она когда-либо видела. В сравнении с ней веломастерская была бутиком. В этом месте скопилось больше пыли и паутины, чем в кладбищенском погребе, а владелец, казалось, сам только что поднялся из гроба.

— Отлично! — обрадовалась Эмма.

— Вообще-то я Массимо, — отозвался мальчик, сидевший в темноте в глубине палатки. Его голос прозвучал как призыв из загробного мира. На вид лет пятнадцать, худой, бледный, узкие черные брюки, черная футболка с черепами и прилизанные килограммом геля волосы цвета вороного крыла.

— А чего это он… весь черный? — шепотом спросила Лючия у подруги, не переставая удивленно коситься на продавца.

— Он эмо, — исчерпывающе ответила Эмма.

— Кто?

— Я сама не очень хорошо знаю, кто это такие, знаю только, что они всегда в депрессии.

— Бедненькие, — протянула Лючия, искренне расстроившись из-за несчастных.

Эмма и Грета тем временем вошли в палатку и принялись осматриваться.

— Мои подруги ищут безнадежную колымагу, — объявила Лючия, демонстрируя одну из своих широчайших улыбок.

Мальчик-эмо никак не отреагировал, как будто его это совершенно не касалось.

— Какой-нибудь очень дряхлый велосипед, самый дряхлый, что у тебя есть, — пояснила Эмма.

Массимо махнул головой в сторону «Грациеллы», висевшей у него за спиной. Это была окончательная и бесповоротная колымага. Чуть погнувшиеся колеса, рама, от которой остался лишь ржавый остов, провисшие тормоза и искривленный руль. Грета внимательно изучила бедолагу. Пожалуй, самый дряхлый велосипед из всех, что она когда-либо видела.

— Можно мы на нем прокатимся? — спросила Лючия.

— Я бы не стал, — ответил Массимо, — но вообще дело ваше.

Он снял велосипед с крючка и вручил его девочкам. Вблизи «Грациелла» казалась еще более ненадежной. Седло покрывал плотный слой масла и пыли. Лючия решила, что она на него ни за что не сядет: еще испачкает платье и расстроит маму. Не зная, что делать, она перевела взгляд с велосипеда на подругу.

— Мы его покупаем! — заявила Эмма.

— Пятьдесят евро.

— С ума сошел?! — взорвалась Грета. — Да за него десять много!

Никакой реакции. Мальчик смотрел в пустоту, простиравшуюся за его вороным чубом, как будто ничего не слышал. Эмма подмигнула Грете и, достав банкноту в пятьдесят евро, молча протянула ее Массимо. Тот недоверчиво таращил глаза. С его лица вмиг сошло выражение застарелой депрессии, сменившись гримасой, которая деформировала его физиономию в жутковатую ухмылку.

— Супер! — обрадовался эмо, сопровождая восклицание странным звуком, напоминающим ослиный рев.

— Это он смеется? — спросила Лючия.

— Похоже на то, — интерпретировала звуки Эмма и, обращаясь к эмо, добавила: — Что ж, спасибо и до свидания!

— Удачный день, да, воришка? — прошипела Грета.

Воришка снова усмехнулся, засовывая деньги в карман:

— До свидания! Увидимся в следующее воскресенье!

Эмма повернулась к нему спиной, не произнеся ни слова.

— Пойдемте? — обратилась она к подругам.

Грета фыркнула, сунула руки в карманы и резко отвернулась. Лючия взяла велосипед и, сама не зная почему, фыркнула вслед за Гретой.

— У меня есть корзинка для этого велосипеда, вся в дырках! — не унимался Массимо. — Я подарю тебе ее за сорок евро!

Но рыжая была уже далеко.

— Он тебя надул, — сказала Грета.

— Нет, я купила то, что хотела, — упрямо возразила Эмма.

— Эй, девочки, — вступила Лючия, прежде чем они начали ссориться. — А этот мальчик-эмо разве не должен быть в вечной депрессии? Он там все еще смеется как ненормальный.

— Я же тебе говорила: я никогда не понимала этих эмо. По-моему, намазывая волосы гелем, они протирают себе весь мозг.