Шрифт:
Я не мог, оторваться от неё. И не мог, ничего сказать.
Потому, что где-то в груди, разливалась боль. Комок, подступал к горлу. Мышцы напряглись. Хотелось бежать от неё.
Но я не мог.
Я смотрел в её глаза.
И прощался с ней.
Потом, всё-таки разжал руки. Погладил её по плечу. И сказал, сдерживая дрожь в голосе: — Всё будет хорошо. Пойдём к «нашим».
И всю оставшуюся ночь изображал из себя счастливого выпускника.
Хотя мне было очень плохо. Я не понимал, почему мне плохо. Ведь не было никаких конкретных планов для «нас». Да и само понятие «мы» не существовало.
Но мне было очень плохо.
Как же так? Ребёнок? Она — любит?
Зачем?
Почему?
Этого не может быть.
Это не правильно.
Нельзя так.
Должен быть какой-то выход.
Нужно всё исправить.
Это что — взрослая жизнь такая?
Почему я не поговорил с ней раньше?
Как я мог это допустить?
Агония — или метаморфоза?
Я понял, что боль — это тоже часть жизни. Как не бывает ночи без дня, так не бывает жизни — без боли.
И после этого у нас не было возможности поговорить. То ли она чувствовала себя смущенной оттого, что мне призналась. То ли я был очень рассержен на неё, и всем своим видом демонстрировал это. Не знаю.
Ведь если ей нужно было мне признаться, значит, и она чувствовала, что между нами что-то есть. Если бы ничего не было — какой смысл что-то объяснять, в чем-то признаваться. Значит, я ей был как-то по-своему дорог.
Конечно, она чувствовала себя смущенной и не знала, что ещё можно мне сказать. Поэтому и избегала меня.
А я, был страшно рассержен, обижен и зол. И я тогда, совсем не понимал, что переживает она. Отношения со мной — тут все понятно. Жирная точка. А вот её новая жизнь. Правильно ли она поступила. Ей нужна была моя помощь.
А я, ходил как рассерженный индюк.
Ещё и поэтому, я зол на неё и до сих пор.
Мы виделись через полгода. Но обменялись только парой ничего не значащих фраз. Стена непонимания, между нами была высокой. И продолжала расти.
Потом, мы виделись через несколько лет. И разговаривали уже вообще как простые знакомые. Всё кончилось. Но боль — осталась.
С тех самых пор у меня где-то глубоко сидит обида на неё. И ощущение — что, что-то я, или мы, сделали не так, как нужно было сделать. Конечно — прошлое не вернёшь. И ничего уже не исправишь.
Но, когда на душе — плохо. То — нужно искать причину. А не заниматься самобичеванием.
Да, ты была старше и взрослее. Но я десять лет относился к тебе не просто как к однокласснице, и даже не просто как к другу. И ты отвечала мне взаимностью. Я мог бы помочь — если бы ты только сказала, хотя бы одно слово…
И ты — могла бы мне довериться, ещё больше. Ведь мы же — не чужие люди.
Я знаю — там, где-то, ты тоже иногда думаешь об этом. Уверен — что не жалеешь. А просто пытаешься оценить — правильно, или не правильно ты поступила. Даже, если это и не так важно. В сегодняшней твоей жизни.
И я всю жизнь, ношу в себе эту обиду. И эту свою вину.
Вот такая грустная история.
А в Ленинград мы все-таки поехали. Я, Борис, Игорь Б. и девчонки: Марина З., Галина Ш. и ещё Галка (я не буду о ней подробно распространяться — просто она поехала с нами).
ГЛАВА 16. «ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ».
При чем тут «Звездные войны»?
Как раз, во время нашего школенья, в мире и происходили эти события. Которые, потом стали называть «Звездные войны».
Вкратце о сути.
Американцы, запускали много разных спутников и готовились охватить всю Землю, как зонтиком, спутниками с лазерным оружием. Вроде бы это делалось для обороны. Ну, там баллистические и межконтинентальные ракеты сбивать. Ну, инопланетян гонять тоже. Важные такие задачи ставились перед американской космической программой.
Но все понимали, какие возможности ещё несет в себе такая система на орбите Земли.
Понимали, что если можно эффективно обороняться, то это значит, что держать весь космос под контролем. Это раз.
А если можно благополучно обороняться, то почему бы и не погрозить возможностью атаки с орбиты. Это два.
И наверняка было ещё много разных других доводов. Не нам судить о целесообразности таких глобальных проектов.
Что же делали советские защитники, что бы противостоять такой угрозе из космоса.