– Наводить в переднюю мачту головного, корабля! Всем одинаков. Поняли, сучьи дети? – и тут же вскакивал на площадку наводчика, сам проверяя правильность наводки.

– Куда, дура, целишь? – кричал он, на испуганного солдата. – Сказано, наводи на мачту, а ты навел на трубу. Поправь, и, ткнув солдата кулаком в бок, Борейко бежал, дальше, не обращая внимания на японские снаряды, уже рвавшиеся вблизи батареи.

– Пять тысяч двести двадцать! Пять тысяч двести! Пять тысяч сто восемьдесят! – ежесекундно выкрикивал дистанцию сигнальщик. Жуковский в бинокль продолжал разглядывать японскую эскадру. Она шла кильватерной колонной [30] параллельно берегу, держа курс на юг. Впереди были броненосцы, а крейсера и более легкие суда держались в хвосте.

– Пять тысяч сто! Пять тысяч восемьдесят! Пять тысяч шестьдесят! – неслось из дельномерной будки.

– Батарея, залпом! – закричал Жуковский, высоко подняв вверх руку в знак внимания.

– Батарея, залпом! – подхватил на другим конце батареи Борейко.

Орудийная прислуга отпрянула от орудий к самому брустверу, наводчики откинулись назад на своих площадках, туго натянув шнуры запальных вытяжных трубок, готовые с силой дернуть за них, орудийные фейерверкеры [31] стояли рядом с орудиями, с поднятыми вверх правыми руками, обернувшись лицом к командиру.

Чиж, выглянувший было из каземата, быстро юркнул назад и торопливо зажал пальцами уши.

– Пли! – скомандовал Жуковский, опуская руку.

– Пли! – повторил Борейко.

Пять огромных огненных столбов вырвались из дул орудий, и в следующее мгновение батарея заволоклась густыми клубами синего порохового дыма, за которым скрылись и море и берег. Запахло селитрой и серой. Орудия с грохотом откатились по наклонным рамам лафетов и затем скатились по ним на прежние места.

Дым медленно расходился по батарее. Стала видна японская эскадра.

Жуковский в Борейко вскинули бинокли к глазам, было ясно видно, как вокруг головного корабля взвились четыре высоких всплеска воды и одновременно против средней его трубы взметнулся – столб сперва черного дыма, а затем белого пара.

– Два недолета, два, перелета, одно попадание, – громко доложил сигнальщик.

– Попал под накрытие, стервец, – обрадовался Борейко.

– Малость подсыпали перцу. Запарил! Очевидно, мы ему попортили паропроводы, – ответил. Жуковский. – Александр Александрович, может быть полюбуетесь на наши успехи – обратился он к вновь вынырнувшему на свет божий Чижу.

– Четыре тысячи восемьсот! Четыре тысячи семьсот! – выкрикивал дистанцию сигнальщик.

– Прицел двести тридцать, целик тот же! – скомандовал Жуковский.

Орудийные дула опять поползли следом за японской эскадрой.

Неприятельские – корабли опоясались огнями и легким, быстро тающим в воздухе зеленоватым дымком.

– Японец бьет, ваше благородие, – доложил сигнальщик.

– Закройсь! – скомандовал Борейко.

Несколько крупных снарядов одновременно обрушилось на батарею. Они рвались спереди, сзади и с боков. Едкий удушливый дым окутал батарею. Все поспешили укрыться, и только Жуковский по-прежнему стоял на бруствере, да внизу Борейко, чертыхаясь, подбирал падавшие около него еще горячие осколки и внимательно разглядывал их.

Сменившись с караула, Заяц улегся спать в казарме и – не захотел на нее выходить, когда японцы начали обстреливать Электрический Утес. Но когда совсем близко разорвался, снаряд и посылались осколки стекла, Заяц мгновенно выскочил на двор. Как раз в этот момент над его головой с ревом пронесся снаряд и гулко разорвался в тылу. Заяц от страха присел было на землю, а – затем, оглянувшись вокруг, стремительна побежал на батарею.

Подгоняемый все новыми разрывами, он, пригнув голову, с разбега бросился в первый попавшийся каземат. При входе в него стоял, пугливо озираясь. Чиж, и Заяц угодил головой прямо ему в живот. Удар был так силен, что слабонервный и перепуганный штабс-капитан потерял сознание и повалился на пол.

Заяц, сбив с ног офицера, так испугался, что тотчас выскочил обратно из каземата. При этом он налетел на Борейко. Но огромного поручика не так-то легко было сбить с ног. Он схватил Зайца за шиворот, сильно тряхнул и свирепо проговорил:

– Ты обалдел, что ли, Заяц? Куда тебя черт несет? Марш в крайний каземат, будешь при перевязочном пункте, – и в назидание так огрел его по шее, что Заяц едва удержался на ногах.

Разделавшись с Зайцем, Борейко пошел проведать Чижа и нашел его лежащим на полу. Около хлопотали два солдата, приводя его в чувство.

– Что случилось? – удивленно спросил поручик.

– Так что, Заяц, вашбродие, как шальной, влетел в каземат да ударил головой в живот их благородие. Они и чувства лишились, – сообщили ему солдаты.

– Позвать фельдшера, пусть приведет штабс-капитана в чувство, – распорядился Борейко и пошел к Жуковскому.

– Чиж в обморок упал, – весело доложил он командиру. – Дурак Заяц налетел на него, а тот с перепугу и сомлел, как рыхлая баба.

– Послали туда фельдшера? Ладно. Давайте продолжать стрельбу, – коротко бросил в ответ капитан.