Вечером, на тренировке, скользя по погрузившемуся в сумерки стадиону, она припоминала события прошедшего дня, пытаясь понять, что это был за странный подарок – или же наоборот, ловушка. Но лыжи шелестели так умиротворяюще, а снег был таким белым, что мысли стали куда-то уходить, исчезать, сменяться другими – и Наташа постепенно забыла об этой загадке.

Через пару дней она задумчиво посмотрела на уже совершенно скукоженный цветок, который так и лежал на тумбочке у кровати, и выкинула его.

Хотя свои последствия этот эпизод возымел. Наташа стала внимательно оглядывать свой стул и парту перед тем, как садиться, – мало ли что, вдруг подложат кнопку или вымажут краской, кто знает, что у людей может быть в головах? Шушуканье не прекратилось – правда, стало менее громким и настойчивым, что сначала несколько озадачило Наташу. Но потом она подумала, что, видимо, сплетницы нашли себе новый интерес, и перестала обращать внимание, пока снова не нашла в кармане куртки конфеты.

На этот раз это были шоколадные, «Мишка в сосновом бору», дорогие и вкусные. Вкусные – как помнила Наташа, потому что и этот подарок она не решилась попробовать. Если бы это случилось в лесу, то все было бы проще, но тут она училась не доверять людям, особенно тем, кто делал неожиданно добрые в ее отношении поступки. Опыт подсказывал ей, что это может оказаться ловушкой.

Однако произошедшее снова озадачило Наташу. Куртка висела в школьном гардеробе, прямо напротив бабы Симы, школьного вахтера. Может быть, баба Сима видела, кто трогал Наташину одежду? Или хотя бы кто недавно заходил в раздевалку?

Баба Сима, не поднимая глаз от вязания, буркнула:

– Ну ходют тут постоянно. За всеми не уследишь.

Наташа оставила конфеты бабе Симе и пошла в класс.

Перед дверью она остановилась и задумалась. Несомненно, этому некто будет интересна ее реакция. То есть человек, который сейчас обратит на нее наибольшее внимание, будет тем самым, так? Так. Но, с другой стороны, этот человек мог и не знать, что она уже нашла конфеты – ведь, по идее, это должно было произойти гораздо позже, когда бы уроки закончились и ребята стали бы одеваться в гардеробе.

Он же не мог рассчитать того, что Наташа перед уходом в школу, буквально на пороге комнаты, вдруг вспомнит о том, что вчера забыла положить в пенал ластик, полуобутая, на одной ноге, проскачет к письменному столу, сунет ластик в карман – и поторопится в школу. И снова забудет про эту злосчастную стирательную резинку – до урока математики – и побежит за ней в гардероб. То есть сейчас этот человек вряд ли будет следить за ней. А вот потом, после уроков… К этому моменту нужно будет продумать, как себя повести.

Оставшиеся уроки пролетели быстро. Наташа слушала учителей вполуха, делала вид, что записывает, когда все вокруг начинали скрипеть ручками и карандашами, и поглядывала за тем, чтобы синхронно с классом переворачивать страницы учебника. Однако ее мысли были далеко – на первом этаже, в гардеробе.

Наташа никогда не отличалась умением строить сложные планы. Прежде всего потому, что в лесу это было абсолютно ненужным – а то и опасным. Лес не прощает самомнения и гордыни, не прощает уверенности в том, что ты все просчитал и все знаешь. В лесу нужно жить вместе с лесом, дышать с ним в унисон – и быть готовым, постоянно быть готовым к тому, что все может внезапно измениться. Что дерево, казавшееся до поры до времени крепким, – внезапно с утробным кряхтением обрушится на тропинку впереди тебя. Что кучка сухих листьев под ногой вдруг чвякнет и уйдет в топкое, засасывающее болото. И что вон та тень от куста вдруг щелкнет острыми волчьими зубами – и никакие планы тебе уже не помогут, только быстрые ноги и удача.

Вот и сейчас Наташа, как ни пыталась, не могла просчитать больше чем на пару шагов вперед. Вот она подходит к куртке, надевает ее на себя. Стоп. Но ведь она может и не засовывать руку в карман? Она ведь может просто надеть куртку и уйти. Тогда планы неизвестного провалятся. Но при этом провалится и ее план, да. Нет, не вариант. Руку засунуть в карман придется.

24

Ну а что потом? Ну вот засунет она руку. И? Как она сможет увидеть реакцию всех остальных? Они же будут рассеяны по раздевалке. Кто-то будет перед ней, ну а кто-то сбоку, а то и вообще сзади. А если она начнет крутить головой, как встревоженная сова, то уж точно привлечет к себе всеобщее внимание.

И вот как быть?

Наташа глубоко вздохнула и начала грызть карандаш. Только когда язык ощутил холодную кислятину грифеля, она очнулась и отфыркнулась.

– Эй! – Лиза сильно ткнула соседку локтем в бок. К сожалению, в последнее время их отношения разладились и из подружек они снова превратились в соседок по парте и ничего больше. Лиза проводила все время с Хованским, и все остальное ее не интересовало. Говорить с Наташей ей было уже не о чем. – Ты чего?

Наташа огляделась по сторонам. Неля Петровна, учительница литературы, самозабвенно читала какой-то отрывок из Гоголя, а весь класс так же самозабвенно делал вид, что внимательно слушает. Наташино фырканье, видимо, чуть было не нарушило эту идиллию.

– Да так, – шепотом ответила она Лизе.

– Что – так? Наташ, мне серьезно уже надоело смотреть, как ты с ума сходишь! – прошипела та ей в ответ. – Не умеешь нормально сидеть, пересаживайся в угол. Будешь видеть, как надо себя вести.

Угол! Вот! Мозг Наташи лихорадочно заработал. Угол! Она сможет увидеть всех – и при этом не выдать свое пристальное внимание.

– Спасибо! – радостно прошептала она Лизе.

Та с подозрением посмотрела на нее, отодвинулась и покрутила пальцем у виска.