Но и это был не конец. Гдавная буря закончилась, однако раскаты грома еще были слышны. Новый игрок, отказавшийся выйти на ринг во время основных событий, — это Джон Белл Хатчер, хотя Коуп уже упоминал его среди других недовольных сотрудников Марша. Хатчер, сделавший для Марша несколько знаменательных находок, в том числе и необычного трицератопса, как раз в то время находился в экспедиции. Хотя он действительно жаловался на задержки с оплатой во время раскопок, тем не менее оставался в команде Марша и, наконец, в 1891 году получил разрешение опубликовать работу по палеонтологии под: своим собственным именем — и это после статей в Heraldl Он ушел со службы у Марша лишь в 1892 году, после того как практически прекратилось финансирование со стороны Геологического комитета, и блестяще начал самостоятельную карьеру.

Позже, говоря об одном из утверждений Марша, он пи- сал в своей работе (1903 год) с сухой иронией: «За три с половиной дня полевых работ он, похоже, находил достаточно времени для «тщательного изучения» геологических пластов цератопсовой долины и отслеживания их на «800 миль вдоль восточного склона Скалистых гор», а также для того, чтобы провести множество других научных наблюдений»{225}.

Из-за этой вражды Марш принимал на себя намного больше обязанностей, чем мог выполнить, и в результате так и не сумел закончить рукопись (на основе собственных наблюдений или благодаря работе других) хотя бы одной из тех внушительных монографий, которые он надеялся создать. Кроме того, после его смерти в 1899 году другим исследователям пришлось заново изучать материал об окаменелостях, которые Марш знал очень хорошо, поскольку сами они не обладали его знаниями.

Коуп, несомненно, не стал бы рисковать своими средствам и на неприбыльных горнодобывающих предприятиях, если бы не враждовал с Маршем. Он умер в 1897 году. По сравнению с Маршем его последние дни прошли безрадостно. В период финансовых трудностей он был вынужден продать дом и поселиться в своем музее. Один из биографов, Арл Ленхэм, пишет, что Коуп «провел последние;дни своей болезни на кушетке в окружении груд костей… Шесть человек тихо сидели вокруг его гроба на квакерских похоронах, среди окаменелостей, а по комнате без устали ползала домашняя черепаха»{226}.

Вражда привела и к другим прискорбным последствиям. Джозеф Лейди, первый и очень важный исследователь в этой сфере, тоже побывал на месте одних раскопок, которые проводил Марш в 1872 году. Настоящее воплощение робкого профессора, он, казалось, не представлял никакой угрозы для Марша и его команды, поэтому они и не опасались его визита так, как это было в случае с Коупом. Но Лейди испытывал такое отвращение к грязным махинациям и вражде, что вскоре после своего визита просто оставил занятия палеонтологией и обратился к другим исследованиям.

В последующем выпуске газеты Herald от 14 января говорилось: «Как среди ирландских кошек, если драка продлится еще немного, то от участников мало что останется»{227}. К счастью, ни один из соперников не погиб в битве. Обвинения против Марша были явно преувеличены; научные названия, которые он предложил, по-прежнему используются по отношению к четырем из шести подотрядов динозавров, известных на сегодняшний день. Возможно, он был первым влиятельным сторонником теории эволюции на Американском континенте, а также составил эволюционную шкалу окаменелых останков лошади, которая наглядно (хотя, как выяснилось позже, не без погрешностей) демонстрировала ход эволюции. Даже Хатчер, который отмечал склонность Марша преувеличивать собственное участие, превозносил его в других своих публикациях и как человека, и как теоретика.

Были и другие счастливые последствия. Возможно, это противостояние послужило уроком тем, кто последовал по стопам Марша и Коупа в палеонтологических исследованиях. Таким образом, новое поколение ученых работало без вражды. В экспедицию, организованную Музеем Карнеги после того, как прежняя группа решила прекратить раскопки в крупном карьере в штате Юта, приехали другие рабочие. Теперь эта территория является частью Национального заповедника «Динозавры», где останки динозавров показаны в своем естественном виде. Сегодня, если та или иная группа исследователей обнаруживает многообещающую залежь, другие не будут пытаться вмешиваться в ее работу. Что еще лучше, сотрудничество стало считаться приемлемым. В еще одной экспедиции, которую финансировало Управление Тихоокеанской железной дороги, совместно работали представители нескольких крупных исследовательских групп.

А самое счастливое следствие вражды — то, что первые исследования двух ученых заложили прочное основание для будущих работ. Результаты конкуренции оказались более чем поразительными, особенно если учесть, насколько примитивными были методы раскопок и поиска. В течение 10 лет только команда Марта отправляла в лабораторию в Ныо-Хейвене не менее тонны окаменелостей в неделю! Коуп находил другие залежи, не менее богатые, и отправлял множество образцов для своей коллекции в Филадельфии.

Находки, сообщения о них и их демонстрация в виде полных скелетов в музеях вызвали огромную любовь людей к этим удивительным и разнообразным существам. Эдвин Колберт говорил: «За последнее 20-летие XIX века динозавры ожили»{228}. Сравните высказывание Колберта с тем, что появилось в 1855 году в журнале Blackwood’s Edinburgh Magazine, где неизвестный автор отмечал, как «мы боимся названия Музея и дрожим при виде этих коллекций»{229}. Новые открытия побуждали богачей поддерживать все более дорогие экспедиции, которым нужно было добывать все более недоступные образцы.

Но не только динозавры вызывали восторг в мире палеонтологии. В самом первом карьере в Комо Блафф была обнаружена крохотная челюсть млекопитающего юрского периода, которое оказалось древнейшим млекопитающим, найденным в Северной Америке. Внезапно все осознали, что даже здесь, в стране динозавров, небольшие окаменелости могут оказаться такими же значительными, как и крупные кости. Ведь история млекопитающих, несомненно, важна так же, как и история динозавров.

Возможно, не будет большим преувеличением сказать, что современная широкомасштабная поддержка науки выросла из вражды между Коупом и Маршем. Покойный Карл Саган, один из величайших популяризаторов науки, в своем интервью сказал: «Значительная часть средств для науки приходит от общественности… Если мы, ученые, заинтересуем людей наукой, то вполне сможем приобрести еще больше сторонников»{230}.