Шрифт:
На момент смерти Мид в 1978 году ее авторитет по-прежнему был непоколебимым. «Взросление на Самоа» оставалась, наверное, самой популярной из когда-либо изданных книг по антропологии, она выдержала издания на 16 языках миллионными тиражами, а множество студентов зачитывались ею.
Неизбежно находились и сомневающиеся, особенно после 1975 года, когда Эдвард О. Уилсон изложил свои пронатуристские взгляды в книге Sociobiology: The New Synthesis («Социология: новый синтез»). Некоторые антропологи тоже полагали, что Мид слишком далеко зашла в некоторых выводах и обобщениях, а также что она оказалась более успешным популяризатором, чем ученым. Более того, как сказала в 1983 году Лола Романуччи-Росс, хотя «Маргарет Мид превзошла многих представителей своего поколения благодаря множеству разнообразных талантов… ее никогда нельзя было упрекнуть в излишней дотошности и скрупулезности в лингвистике, истории и этнографии»{297}. Мид очень много путешествовала и заработала много денег, что также вызывало нарекания.
Но все они звучали исподтишка. Возможно, недовольные не собирались бросать вызов прославленной Маргарет, а может, как предполагают некоторые, просто не рисковали. Хотя Мид была щедрой и помогала тем, кто ей нравился, она могла быть властной и нетерпимой. Своим любимым словечком «вздор» она добивалась сокрушительного эффекта. Кроме того, она располагала значительной властью в распределении грантов и приеме на работу. Поэтому все жалобы и ворчание были незаметны до тех пор, пока…
Исторический день
Утром 31 января 1983 года, всего через четыре года после выхода знаменитой статьи о Джохансоне и Лики, читателей New York Times привлек заголовок в левом нижнем углу первой страницы: «Новая книга о Самоа опровергает выводы Маргарет Мид». Первое предложение звучало так: «Книга, утверждающая, что антрополог Маргарет Мид допустила серьезную ошибку в описании культуры и характера жителей Самоа, вызвала горячие споры среди ученых-бихевиористов».
Новая книга называлась Margaret Mead and Samoa: The Making of an Anthropological Myth («Маргарет Мид и Самоа: создание антропологического мифа»), а ее автором оказался Дерек Фриман, заслуженный профессор Австралийского национального университета, который в течение многих лет изучал культуры островов Западного Самоа. И снова читатель задавался вопросом: почему эта тема попала на первую страницу?
Возможно, все объяснялось тем, что книга вышла в глубокоуважаемом издательстве Harvard University Press? Нет, вряд ли. Научные труды Гарварда редко попадают в газеты. Настоящая причина излагалась дальше в статье, и на этот раз она напоминала противостояние Коупа и Марша, поскольку Фриман заявлял, что многие утверждения Мид относительно Самоа «абсолютно ошибочны, а некоторые из них просто нелепы». Самоанцы не только не склонны к свободному занятию сексом, но, возможно, «у них культ девственности еще более почитаем, чем в любой другой культуре, известной антропологии». Казалось, автор говорит, что практически все в книге Мид — ошибка. В телефонном разговоре с репортером газеты Times он подтвердил: «Нет другого примера подобного самообмана за всю историю поведенческих наук».
Мид, к сожалению, уже не могла защищаться, хотя такая битва ей бы точно понравилась. На ее защиту встали многие, но они оказались в странной ситуации.
Во-первых, статья в Times появилась за два месяца до официального выхода книги. А что еще важнее, за несколько месяцев до этого Фриман объездил полмира, выступая с целым рядом интервью. Его уверенные манеры и готовность вступить в бой нравились ведущим ток-шоу, а пренебрежительные комментарии о культурных детерминистах тоже никому не мешали. Но проблема заключалась в том, что когда репортеры почувствовали сенсацию, не заставившую себя долго ждать, и попытались узнать мнение других антропологов, эти несчастные вынуждены были давать комментарии, еще не видев книги Фримана.
Когда она наконец вышла, в средствах массовой информации произошел еще один взрыв, который, естественно, был только на руку издателю и самому Фриману. Как правило, внимание прессы быстро переключается на другое, но в данном случае интерес не угас. Казалось, у всех было что сказать: в книгах, отзывах на книги, комментариях к этим отзывам, ответах на комментарии и, конечно же, в статьях и докладах высказывались самые разные точки зрения.
Подключились историки, социологи, психологи и даже психиатры. Вера Рубин, директор нью-йоркского Исследовательского института по изучению человека, опубликовала в альманахе American Journal of Orthopsychiatry одну из самых разгромных статей. Она писала, что Фриман «напыщенно бросает вызов «мифологической» работе Мид», а его ответ называет «вероятно, эквивалентом спору из-за пилтдаунского человека, только в поведенческих науках. Однако при этом он пользуется как минимум сомнительными методами. Концептуальная ориентация ограничена, и после тщательного изучения его высказываний становится очевидным, что саркастическая атака на Мид просто не выдерживает критики»{298}. Позже она добавляет: «Вполне оправданно будет воспользоваться против Фримана его же обвинением в адрес Мид, что ее работа основывается на совершенных противоречиях»{299}.
Страсти накалялись, и это привело к любопытным последствиям. Северо-восточная антропологическая ассоциация голосовала за то, чтобы осудить издательство Harvard University Press, а также газету New York Times и самого Фримана. Такое решение не было принято. А вот Американская антропологическая ассоциация приняла резолюцию, презрительно назвав книгу Фримана праздничным подарком от журнала Science 83.
Конечно же, все зависит от того, с какой точки зрения взглянуть на ситуацию. Немецкий антрополог Томас Баргацки утверждает, что критика Фримана была направлена не против Мид лично, а па него «посыпался град клеветы и поношений, беспрецедентный в истории антропологии»{300}.
Обвинения
Одним из обвинений, выдвинутых Фриманом, было то, что Мид больше интересовала идеология (т.е. поддержка позиции культурного детерминизма), чем основательные исследования, и поэтому она проигнорировала все факты, свидетельствующие против подхода воспитания. Относительно ее последователей он позже писал, что «поколение конца 1920-х годов, склонное поддерживать бихевиоризм, восприняло ее идеи с восторгом»{301}.