Хозяйка сняла трубку и попросила телефонистку соединить с нужным нумером. Где-то далеко, на другом конце провода, раздался щелчок, и чужая горничная вымолвила сквозь слезы, что звонил судебный следователь и передал, что барин — действительный статский советник Эразм Львович Чертоногов — скончался всего несколько часов назад. Его труп нашли в гостинице «Англетер». Тело можно будет забрать завтра во второй половине дня после вскрытия.

Вероника Альбертовна закончила рассказ и умолкла.

— Да, дела-а, — протянул Филиппов. — Если бы сам не услышал, никогда бы не поверил, что такое бывает.

— Эта область пока еще недоступна человеческому разуму. В лучшем случае мы можем только кое-что наблюдать и удивляться, — наливая чай, заключил Ардашев.

— Вероятно, вы правы. Однако меня мучает более приземленный вопрос: когда мы схватим преступника? Если ваши предположения верны и напавший на модистку маниак, убийца Вяземской и Чертоногова — одно и то же лицо, то осталась единственная надежда, что после публикации «Незнакомки» в «Ниве» он явится за гонораром.

— Я бы не стал на это надеяться. Супостат не настолько примитивен. Чего стоит один лишь способ устранения Чертоногова. Согласитесь, он поступил весьма остроумно.

— Да, — отставив в сторону пахнущий ромом чайный стакан, кивнул Филиппов. — Мне иногда кажется, что рукой преступника управляет дьявол. Ни одно из трех преступлений не похоже на другое. Он будто щеголяет перед нами своими возможностями. «Вот, смотрите, — говорит, — я и так могу, и этак. А вы, ротозеи, всегда будете отставать от меня на шаг, на два, на три…» Ладно, — он махнул рукой — будем ждать нового номера «Нивы». Он выйдет в понедельник, шестнадцатого.

Полицейский поднялся и, глядя на хозяйку, вымолвил:

— Позвольте поблагодарить вас, уважаемая Вероника Альбертовна, за столь радушный прием. Не ожидал, признаться, такого внимания. Надеюсь, мне представится возможность видеть вас. — Он повернулся к Ардашеву и добавил: — Вот поймаем Супостата — не откажитесь отпраздновать это событие в ресторации. И заодно с моей женой познакомитесь.

— Будем рады, — повеселела Вероника Альбертовна.

— Значит, договорились, — просиял гость. — А мне пора. Вы разрешите воспользоваться вашим телефоном, чтобы я вызвал таксомотор?

— Не извольте беспокоиться, Владимир Гаврилович, — ответствовала Вероника Альбертовна. — Я сама это сделаю.

— Это будет разумно, — поддержал супругу Ардашев. — А пока суд да дело, предлагаю выпить по рюмке коньяку в моем кабинете. Если вы не возражаете, я покажу вам несколько весьма раритетных изданий.

— Был бы вам весьма признателен, — вежливо склонив голову, согласился полицейский.

Водитель таксомотора оказался метеором. Едва действительный статский советник успел отдать должное прекрасному греческому коньяку и подержать в руках прижизненное издание А.С. Пушкина «Руслан и Людмила», как в дверь позвонили, и Вероника Альбертовна сообщила, что машина уже подана.

Одевшись, Филиппов (слава Богу, что Варвара вовремя заметила спящего кота в шапке гостя и устранила это безобразие) любезно попрощался с хозяйкой и в сопровождении Ардашева — и на радость котам! — вышел на лестницу.

— А вы — очень интересный собеседник, — выговорил гость, спускаясь по ступенькам. — Поверьте, я искренне рад знакомству.

— Взаимно, — улыбнулся дипломат. — Очень надеюсь, что ужин у Кюба состоится на следующей неделе.

— Ох, Клим Пантелеевич, хорошо бы! — подходя к машине, проговорил начальник столичного сыска. — Честь имею!

— Честь имею, Владимир Гаврилович!

Черный Fiat Zero грозно проревел и, словно демон, унес полицейского в неизвестность.

Над столицей империи склонилось хмурое небо, дул ветер и падал мокрый снег.

Флюгер на соседнем доме сломался. Он вздрагивал и бился на месте, точно слепой голубь, не понимающий, куда лететь. Ему в тон поскрипывал фонарь. Сквозь липкую, летящую сверху массу лампа бросала узкий конус света на часть улицы и на человека, молчаливо взирающего на редкие звезды.

Ардашев, как в детстве, когда его учил этому отец, пытался отыскать на необъятном пространстве Большую Медведицу и Полярную звезду, но ничего не получалось. Эти далекие небесные тела то появлялись неожиданно, то гасли, как свечи, накрытые сырым покрывалом петроградской ночи. Статский советник потянул на себя дверь и исчез в парадном.

«С некоторых пор я не люблю людей. Откровенно говоря, я и сам не помню, когда во мне зародилась эта неприязнь. Наверное, давно. Только не надо думать, что я всегда был мизантропом. Нет, еще десять лет назад я с удовольствием брал в руки гитару и, пройдя по грифу нежным перебором, под одобрительные возгласы гостей затягивал «Пару гнедых» — известный романс на стихи Апухтина. Я пел про хозяйку, которая «в старинные годы много хозяев имела сама», про грека из Афин и жида из Варшавы, про юного корнета и седого генерала, про всех любовников, засыпавших на пышной груди той метрессы.