ИНТЕРВЬЮЕР: Неужели такие плохие отзывы?

ВОННЕГУТ: Только в «Нью-Йорк таймс», «Тайм», «Ньюсуик», «Нью-йоркском книжном обозрении», «Виллидж войс» и «Роллинг стоун». Зато в «Медисин хэт» всем очень понравилось.

ИНТЕРВЬЮЕР: Чем вы объясняете такую злость?

ВОННЕГУТ: «Балаган» действительно может быть очень плохой книгой, я готов это признать. У всех случаются слабые книги, почему я должен быть исключением? Необычным в этих рецензиях было то, что они пытаются заставить людей признать, что я вообще не писал ничего годного. Рецензент из «Санди таймс» на полном серьезе требовал критиков, которые хвалили меня раньше, публично покаяться и признать свои ошибки. Мой издатель Сэм Лоуренс попытался утешить меня — сказал, что нападкам подвергается любой автор, сказочно разбогатевший на своих книгах.

ИНТЕРВЬЮЕР: А вас нужно утешать?

ВОННЕГУТ: В жизни не чувствовал себя хуже. Я словно опять спал стоймя в товарном вагоне в Германии.

ИНТЕРВЬЮЕР: Настолько плохо?

ВОННЕГУТ: Нет. Хуже. Внезапно критики вознамерились раздавить меня, как таракана. И дело было не в моих заработках, нет. Там был скрытый намек на то, что я варвар, что я пишу без систематического изучения великой литературы, что я не джентльмен, поскольку с удовольствием кропал халтуру для вульгарных журналов, что я недостаточно академичен.

ИНТЕРВЬЮЕР: Разве вы мало пережили?

ВОННЕГУТ: Не, в моей жизни хватало страданий, но страданий полуобразованщины, которая вращалась в низшем обществе и занималась вульгарным ремеслом. Разменивать искусство на деньги было уже достаточной подлостью с моей стороны. А потом я довел до крайности свое злодеяние, став, как я уже сказал, сказочно богатым. Это было непростительно для меня и всех остальных. Я постоянно издаюсь, поэтому всех достал и я, и мои книги.

ИНТЕРВЬЮЕР: Вы собираетесь дать сдачи?

ВОННЕГУТ: В каком-то смысле. Я сейчас состою в Совете по искусствам штата Нью-Йорк, и всякий раз, как кто-нибудь там заикается о том, чтобы направлять на кафедры английского языка предложения о различных литературных вакансиях и событиях, я отвечаю: «Отправляйте их на кафедры химии, антропологии, астрономии, отправляйте в медицинские и юридические институты. Настоящие писатели скорее появятся там».

ИНТЕРВЬЮЕР: Вы в это верите?

ВОННЕГУТ: Я думаю, что замечательно, когда у писателя в голове есть что-то, кроме истории литературы от сотворения мира до наших дней. Литература не должна исчезнуть в собственном заду.

ИНТЕРВЬЮЕР: Давайте поговорим о женщинах в ваших книгах.

ВОННЕГУТ: Их там нет. Ни реальных женщин, ни любви.

ИНТЕРВЬЮЕР: Вы хотите поговорить об этом?

ВОННЕГУТ: Это проблема техники. В сюжетных линиях много механики, технических приспособлений, которые заставляют сюжет работать. Рассказы про полицейских или ковбоев заканчиваются перестрелками, потому что перестрелка — самый надежный механизм для развязки сюжета в этом жанре. Смерть — незаменимый повод, чтобы произнести самое неестественное слово «конец». Я стараюсь не допускать страстную любовь в свои книги потому, что, как только всплывает эта тема, становится невозможно говорить о чем-то другом. Читатели и слышать не хотят ни о чем. Они с ума сходят по любви. Если влюбленные воссоединяются — все! Рассказу конец, даже если в следующую минуту начнется третья мировая или небо почернеет от летающих тарелок.

ИНТЕРВЬЮЕР: То есть вы обходите любовь стороной?

ВОННЕГУТ: У меня хватает тем для обсуждения. Ральф Эллисон сделал то же самое в «Невидимке». Если бы герой его великолепной книги нашел человека, достойного любви, человека, безумно влюбленного, книга бы тут же закончилась. Селин сделал то же самое в «Путешествии на край ночи»: он исключил саму возможность истинной и окончательной любви так, что рассказ может продолжаться и продолжаться.

ИНТЕРВЬЮЕР: Немногие писатели говорят о внутренней машинерии сюжета.

ВОННЕГУТ: Я такой варвар-технократ, что считаю: сюжеты можно рихтовать и чинить, как старый деревенский пикап.

ИНТЕРВЬЮЕР: Для чего?

ВОННЕГУТ: Чтобы доставить читателю удовольствие.

ИНТЕРВЬЮЕР: Вы когда-нибудь напишете любовную историю?

ВОННЕГУТ: Не исключено. В моей жизни достаточно любви. Серьезно. И при всей этой любви и радости, которую она приносит, я иногда ловлю себя на мысли: «Господи, ну неужели мы не можем поговорить о чем-то другом?» А знаете, что смешнее всего?

ИНТЕРВЬЮЕР: Нет.

ВОННЕГУТ: Мои книги вышвыривают из библиотек по всей стране — они якобы неприличные. Я видел письма, напечатанные в газетах маленьких городков, которые ставят «Бойню номер пять» на одну полку с «Глубокой глоткой» и порножурналом «Хастлер». Как вообще возможно мастурбировать на «Бойню номер пять»?!

ИНТЕРВЬЮЕР: Люди разные бывают.

ВОННЕГУТ: Таких не бывает. Цензоры ненавидят мою религию. Они считают, что я проявляю неуважение к их представлению о Всемогущем Боге. Они думают, что защищать Бога — главная задача государства. Я могу сказать лишь: «Удачи им, удачи государству, удачи Богу». Знаете, что сказал Г. Л. Менкен о религиозных людях? Что его неправильно поняли. Он их не ненавидел. Он просто считал их комичными.