Но тут Керуак шлепнулся обратно на стул, тяжело дыша, мотая головой и повторяя:

— Нет, совсем меня не понимает…

Чуть позже, когда Керуак с Боулзом ушли, мы с Марком поговорили о Керуаке, который на тот момент заканчивал свою семнадцатую, последнюю книгу. Очень скоро он скончался.

Оказалось, что Марк не читал Керуака.

Теперь Марк стал врачом, он женат на Пэт О’Ши, школьной учительнице, у них есть сын, Закари Воннегут, ему сейчас три года, он первый из моих внуков и пока что единственный, кто носит мою своеобразную фамилию. Марк первый из Воннегутов, кто пошел в лекари, и второй, кто получил докторскую степень. Первым, разумеется, был мой брат Бернард, доктор химических наук. Поэт Конрад Эйкен как-то сказал мне, что дитя будет соперничать с отцом в области, где отец слаб, там, где отец ошибочно считает себя вполне успешным. Эйкен, по собственному признанию, так и сделал. Его отец был универсалом — хирург, спортсмен, немного музыкант, немного поэт и так далее. Эйкен сказал, что стал поэтом из-за того, что понял, что стихи у его отца выходили не очень-то.

Тогда кем окажусь я, если принять его точку зрения? Кто я есть в представлении моих собственных детей, с энтузиазмом соревнующихся со мной во всех занятиях, которые я когда-либо пробовал, включая сочинительство? Я немного играл в шахматы, и теперь все они без труда обыгрывают меня. Я немного рисовал, и теперь Джим Адамс, Марк Воннегут, Эдит Воннегут и Нанетт Воннегут рисуют так, как я и не мечтал. Собрался вот этой осенью устроить выставку рисунков, и все никуда не годятся…

Да, я еще немного столярничал, и теперь Джим Адамс, Курт Адамс, Стив Адамс и Марк Воннегут стали отличными краснодеревщиками. Список можно продолжить.

Марк написал первоклассную книгу. Эдит не только написала, но и сама подготовила иллюстрации к первоклассной книге.

Я когда-то баловался с фортепиано и кларнетом, но Стив Адамс теперь сочиняет собственную музыку и играет на гитаре в кабаре, а Марк играет на саксофоне и клавишных в джаз-банде, состоящем исключительно из врачей.

Кошмар.

Я решил, что должен уважать личное пространство двух своих дочерей, поэтому о них я напишу совсем чуть-чуть. Нанетт и Эдит — талантливые художницы. Обе они обнаружили, что жизнь художника полна одиночества. Эдит уверена, что одиночество — не слишком высокая цена. Нанетт собирается стать медицинской сестрой, а картинами занимается для собственного удовольствия.

А тем временем рукотворная погода политики, экономики и технологии будет швырять их по жизни то туда, то сюда.

Что из работ моих детей нравится мне больше всего? Наверное, это письмо, которое написала моя младшая дочь Нанетт. Оно такое искреннее! Нанетт написала его «Мистеру X.», раздражительному клиенту ресторана на Кейп-Код, в котором она работала официанткой летом 1978 года. Клиента так разозлило обслуживание в тот вечер, что он решил высказать свои претензии руководству ресторана в письменном виде. Руководство повесило письмо на доску объявлений на ресторанной кухне. Ответ Нанетт гласил:

Дорогой мистер X.

Я, как начинающая официантка, сочла своим долгом ответить на письмо, направленное Вами администрации «АВС-Инн». Ваше письмо причинило ни в чем не повинной девушке больше страданий, чем Ваше неудовольствие от не вовремя поданного супа и слишком рано унесенного с Вашего стола хлеба.

Я верю, что неопытная официантка Вас действительно обслужила неидеально. Я припоминаю, что в тот вечер она была чем-то расстроена и встревожена, но надеялась, что ее ошибки и неловкость будут встречены с пониманием, как следствие неловкости. Я и сама совершала ошибки в подобной работе. К счастью, мои клиенты относились к этому с юмором и сочувствием. Я многому научилась на тех ошибках и всего через неделю, благодаря помощи и поддержке других официанток и посетителей, чувствую себя намного увереннее и редко ошибаюсь.

Я ни секунды не сомневаюсь, что Катарина станет умелой официанткой. Вы должны понимать, что учиться обслуживать столики столь же сложно, сколь учиться жонглировать. Трудно обрести верный ритм и сохранять равновесие, но, нащупав их, закрепляешь эти навыки крепко и навсегда.

Право на ошибку есть даже у работников таких безупречных заведений, как «АВС-Инн». Официантки не роботы. Это живые люди. Вы, возможно, не понимали, что, указав имя девушки, Вы не оставили администрации иного выхода, кроме как уволить ее. Катарина осталась без работы на лето, а впереди ведь школа.

Вы представляете, как нелегко найти работу в это время? Вы знаете, с каким трудом молодежь в наши дни сводит концы с концами? Я считаю своим долгом попросить Вас дважды подумать о том, что в жизни важно, а что нет. Я надеюсь, что, тщательно обдумав мои слова, в будущем Вы постараетесь поступать гуманнее и осторожнее.

Искренне Ваша,

Нанетт Воннегут.

Как думаете, возможно ли для человека моего положения писать плохо настолько, чтобы редактор забраковал мой текст? Да, возможно. Конечно, придется потрудиться. Поскольку в этой книге собраны плоды моего тщеславия, я решил вставить в нее один пример подобной работы. Это статья про Джонатана Свифта, которую я написал в качестве предисловия к новому изданию «Путешествий Гулливера».

Возражения издателя состояли в том, что я преподнес Свифта слишком сентиментальным, потому, видимо, что поленился детально ознакомиться с его биографией. Вот что ему так не понравилось:

«Ступай, путник, и подражай, если можешь, тому, кто мужественно боролся за дело свободы», — гласит в переводе с латыни его эпитафия. Джонатан Свифт (1667–1745), англиканский священник, сам написал так о своей длинной жизни. Он похоронен рядом с женой в дублинском соборе Святого Патрика, где служил настоятелем последние тридцать два года своей жизни. Именно в Дублине он написал «Путешествия Гулливера», книгу, которая по масштабам поспорит с любым собором. Назначение в собор Святого Патрика разочаровало его. Он надеялся получить епископство в Англии. Но, по словам исследователя его творчества Рикардо Кинтаны, случилось так, что Свифт стал «первейшим гражданином Дублина и самым патриотичным настоятелем в Ирландии». Невозможно представить, чтобы в нашем тонкокожем обидчивом обществе такой яростный сатирик стал бы настоятелем собора и уважаемой общественной фигурой.