Шрифт:
Отстучав на машинке последнюю строчку, Матвей перечитал текст, обнаружил пару опечаток и, замазав их мазилкой, исправил. Вот теперь в самый раз! Он убрал письмо в конверт. Вызванный купидончик давно уже вертелся у окна, поправляя спадавшую ему на глаза ушанку. Получив от Матвея послание, купидончик взвесил его на руке и оценил в пачку печенья.
– Печенья нет. Могу расплатиться мандаринами!
Купидон пошмыгал носом и заявил, что согласен конвертировать мандарины по курсу три мандарина за одно печенье.
– Это наглое жульничество! – возмутился Матвей, но все же расплатился. Купидон улетел, проваливаясь в воздушные ямы. Набитые в сумку мандарины перевешивали.
«Что ж, одной заботой меньше!» – сказал себе Багров, прикидывая, оценит ли производитель палочек его идеи и заплатит ли хоть за одну из них.
Он оделся потеплее и отправился на улицу подтягиваться на сломанных качелях у Приюта Валькирий. Однако рядом с Приютом уже топтался на снегу молодой человек лет двадцати. Лицо у него было похоже на персик – круглое, свежее, с таким же нежным пушком на щеках.
– Простите, вы Багров? Это же вы, правда? Мне так много о вас рассказывали! – закричал молодой человек, бросаясь к Матвею.
После короткого раздумья Матвей согласился признать себя Багровым и поинтересовался, с кем имеет честь. Молодой человек вздрогнул от такой официальности и пугливо сообщил, что его («Простите! Ужасно все же неудобно беспокоить!») зовут Бруня. Он недавний выпускник темного отделения Тибидохса. Теперь вот распределился и живет в Москве. Работает в обществе экспорта джиннов. Следит, чтобы кувшины с джиннами не были треснутыми, и проверяет, не расплачивается ли покупатель исчезающим золотом. А то, бывает, принесут сто слитков, из них настоящий всего один, а остальные – его материализованные тени.
– Хорошая работенка! Непыльная и платят небось хорошо! – со знанием дела сказал Матвей. – По блату устроился?
Бруня смутился.
– Видите ли, Матвей, тут какая история… Моей тете однажды приснился сон… – издали начал он.
Багров махнул рукой. С утра слушать про тетю – это перебор.
– Давай начистоту! Чего тебе надо? От меня, в смысле?
Бруня перестал краснеть и перешел к официальной части. Матвей почувствовал, что парень не промах. Такому палец в рот не клади. Поскромничает-поскромничает, поотнекивается, а потом руку по плечо сжует.
– Перепрошить перстень! – сказал Бруня. – Я хочу, чтобы он выбрасывал как красные искры, так и зеленые! И при этом не перегорал. А то, знаете, конфликт магий!
– Зачем тебе зеленые-то искры? Ты же из темного отделения. Добро потянуло делать? – поинтересовался Матвей.
Когда-то он действительно перепрошил перстень одному юному магу. Просто так, по дружбе, в минуту хорошего настроения. Маг кому-то проболтался, дальше пошло по цепочке, и теперь темные маги валили к Матвею если не толпами, то с завидной регулярностью.
– Нет, – сказал Бруня. – Какое там добро? Помилосердствуйте!
– Тогда зачем?
Бруня опять засмущался:
– Э-э! Понимаете, тут какая штука! Если я красной искрой наколдую что-то, например велосипед, то его вскоре или угонят, или авария… В общем, не бывает без последствий. А если зеленой, то ничего…
– Ясно. Значит, тотального добра не будет! Ты меня утешил, а то, знаешь, я как-то беспокоился… Вдруг ты захочешь спасти человечество! – насмешливо сказал Матвей.
Бруня подпрыгивал от холода и терпеливо ждал, пока Багров закончит язвить и перейдет к делу. На ногах у Бруни были дорогущие туфли из тонкой кожи. По сугробам в таких не походишь. Небось прождал с час на снегу и замерз.
– На пылесосе прилетел? – спросил Матвей.
Бруня замотал головой:
– Да нет, я это… на машине. Купил вот тут недавно.
– А почему не на пылесосе? Труба прохудилась?
Бруня смутился:
– Мне на работу потом, а я чешуей буду пахнуть.
– Правда? Из-за чешуи? – зевнул Багров. – А я думаю: тебе просто лень летать.
– Как? – пугливо переспросил Бруня.
– Так! – передразнил Багров. – Ты хочешь сидеть на двух стульях и медленно жиреть мозгами. И от добра получать бонусы, и от зла, и даже от меня. Искорки тебе, перстенек, непыльная работа! Через десять лет ты будешь как свин. Сможешь только хрюкать и улыбаться начальству.