— И… И что?

Поручик вдруг представил, что он сам очутился в ином городе — в Столице года от Рождества Христова 1910-го, четырнадцать лет назад. Все еще живы — родители, друзья, учителя, соседи. И Россия, его Россия — жива…

— Что? — Микаэль-Михаил задумался. — К моему крайнему удивлению, ничего страшного. Чуть ли не как героя встретили, товарищ Бокий чаем поил, расспрашивал… Я ведь и там, у себя, был с ним знаком. Странно, конечно… Но я о другом. Мне предложили вернуться на службу, причем по моей прежней специальности…

Капитан сделала паузу, ожидая вопроса, но Семен предпочел промолчать.

— …Я попросил время подумать. Товарищ Бокий согласился, но предложил помочь в ином. У меня, так сказать, свежий взгляд. Если что замечу, что-нибудь важное…

Не договорив, кивнул в сторону входа в наркомат, где скучали караульные.

— Например, это. Товарищ Тулак, здание охраняется совершенно безобразно. Я берусь проникнуть туда без всякого пропуска, причем с оружием. Сейчас в стране очень опасный момент. Зачем было убивать Зиновьева?

Поручик едва успел укусить себя за язык, чтобы не выдать первое, пришедшее на ум. Ахилло, впрочем, понял:

— Личность, конечно, однозначная. В моем мире его судили и расстреляли, никто даже слезы не уронил. Но вы 1918-й вспомните. В Питере убивают Урицкого, товарищ Дзержинский с лучшими оперативниками мчится туда, а в Столице тем временем стреляют в Вождя. Простейший ход, но беспроигрышный.

Тулак поглядел в сторону, чтобы не встречаться взглядом с весьма проницательным чекистом. Судьба большевистских бонз его не слишком волновала. Пристрелят парочку «товагищей», что за беда? Иное дело Сталин. Но что можно сделать?

— Что можно сделать? — проговорил вслух. — За каждым членом Политбюро закреплен порученец, у входа в кабинет — караул, надежный, курсантский…

Капитан невесело рассмеялся.

— Мне вчера товарищ Бокий о том же говорил. Небитые еще вы здесь… Менять систему охраны долго, да и кадров у вас нет. Я бы посоветовал полностью очистить то крыло, где работает товарищ Сталин. Если невозможно — этаж. Выгнать всех — невзирая на чины и должности, поставить караул из лиц командного состава, пароль менять каждый час и ни в коем случае не пользоваться парадным входом. Это на сегодня, потом можно будет подумать основательно.

Семен быстро кивнул, запоминая. Первым делом следует поговорить с товарищем Товстухой. Сталинский помощник сам недавно жаловался на слабость здешней охраны. «Культ Личности» тоже хорош — ходит по городу с одним порученцем, а на все советы быть осторожнее только брови хмурит.

— Сейчас и займусь. Спасибо, Михаил! — Тулак протянул ладонь левой, улыбнулся. — А скажите, как вам наш мир? Первое впечатление иногда самое верное.

Капитан крепко пожал руку, задумался на миг.

— Я не судья, всего лишь гость. Но если о первом впечатлении… Перестал бояться. Здесь могут убить, но убивать будут за конкретные грехи, а не как статистическую единицу. И еще… Рискну повториться: небитые вы здесь. Это и хорошо, и плохо.

— Погодите! — заспешил Семен. — Я знаю, что в вашем мире не все ладно. Культ личности, репрессии, выселение целых народов, страх, наконец. Ваш Сталин — кровавый тиран. Но ведь это плата за Державу, за великую страну! Россия наконец-то воскресла, пусть и под красным флагом. Разве не так?

Беглец поглядел прямо в глаза, покачал головой.

— И да, и нет. Мы построили бронепоезд — огромный и страшный. А вот о рельсах забыли — и о карте маршрута не позаботились. Мчим вперед, дороги не разбирая, а заодно ищем виновных. Но если даже расстрелять всех, от машиниста до стрелочника, крушения все равно не избежать. Я вроде как на ходу спрыгнул, и теперь мне перед всеми — и живыми, и мертвыми — стыдно!

Поручик хотел возразить, но капитан Микаэль Ахилло резко повернулся и зашагал прочь.

5

Открылась дверь, и вошла Мурка.

Вначале были шаги, легкие, еле различимые, затем из-за двери донесся недовольный голос караульного, удар приклада об пол, в ответ — резкий окрик. Ольга, голос узнав, встала с топчана. Неужто пустят? Маруся, подруга лучшая, при товарище Киме человек не последний, но ведь она, Зотова, теперь государственная преступница, вроде княжны Таракановой!

Пустили. Для этого товарищу Климовой еще дважды пришлось голос повысить. Заскрипел засов, дверь приоткрылась:

— Олька! Олька!..

Вбежала, на шее повисла, холодными губами скользнула по щеке.

— Какие они сволочи, Олька! Меня даже пускать к тебе не хотели. Гады, хуже легашей, всех бы на перо насадила! Суки!..

Отошла на шаг, обожгла взглядом:

— А все-таки ты, Ольга — царевна. Даже если в цепи тебя закуют, даже если…

Не договорила, на топчан села, всхлипнула. Зотова пристроилась рядом, погладила по плечу.