Здания и земли, не переданные церквям, обычно продавали местным жителям. Часто недвижимость поневоле выкупали те, кто сам же ее вложил в монастырь, причем необходимость собрать деньги на выкуп приводила к разрушению недавно построенного. «Утилизация» аббатства Риво, которое выкупил его основатель граф Рутлэнд в 1538 г., хорошо прослежена и по описаниям, и по археологическим материалам. Граф получил здания в целости, за исключением колоколов, свинцовых крыщ и балок, которые пошли на переплавку. Это не была оргия вандализма, просто все удалялось максимально выгодным способом. Сперва переплавили во дворе «королевский» свинец (четыре чушки по полтонны весом каждая — с клеймом Тюдоров, розой, — нашли под рухнувшей башней при раскопках; печи для плавки открыты чуть не во всех аббатствах). Затем продали арендаторам графа (прежним арендаторам аббатства) деревянные панели, балки и кровли. Витражи рассортировали, оставив в целости лучшие, продав второсортные прямо в рамах, а худшие разбив для переплавки свинцовых переплетов (обнаружены многие тысячи фрагментов, сочтенных в 1530-х гг. не имеющими цены). Продавали все — гвозди и скобы от кровель, даже свинец и железо, скреплявшие камни строений (пероны). Впрочем, судя по количеству найденного в 1920-х гг. при раскопках, скрупулезность сбора была вскоре позабыта и многое ушло в мусор. После этого годные для использования здания были отданы владельцу, негодные же просто брошены и постепенно растаскивались. Так исполнялась главная задача — сделать монастырь непригодным для восстановления."

Эмиссары короля отвечали за полнейшую продажу всего движимого имущества, поэтому здания должно было «очистить». Это растяжимое понятие часто включало продажу изразцовых полов, могильных плит, мощения дворов, всего металла. Следы процесса «утилизации» изучены в доминиканском приорате Беверли. Здания еще стояли в XVII в. и в полах каждого большого помещения сохранялись ямы для плавки свинца от оконных переплетов (для этого брали кирпич и дерево прямо из конструкций). Водопроводные трубы из свинца тоже тщательно откопали и переплавили, как и дождевые. Жилые здания, помещаемые в западном конце клуатра (дом настоятеля, общежития, странноприимные дома и т. п.), обычно сохраняли. Остальное сносилось и засыпалось газоном сада. Иногда верхняя часть стены клуатра служила оградой этого садика, который конструктивно напоминал увеличенную до гигантских размеров детскую песочницу.12

Оказалось, что большинство крупных земляных работ по превращению монастырей в поместья были сделаны сразу, еще в средневековье, благодаря чему ландшафт страны изменился не в меньшей степени, чем в момент возникновения самих обителей. Не использованные и не снесенные здания вошли в него как составная часть. Их сохранность была делом случая: природа не менее деструктивна, чем люди. Храм монастыря Уитби сохранился, поскольку служил береговым ориентиром, но гравюры показывают его медленное, но неуклонное разрушение с XVII по XIX в., так что к 1920 г., когда предприняли расчистку памятника, от огромного комплекса уже мало что оставалось.

Так в ходе диссолюции и последующих перераспределений собственности сформировались особые, свойственные исключительно Англии виды церковно-археологических памятников: заброшенное аббатство; перестроенный в помещичью усадьбу или ферму приорат; центральный монастырский храм, служащий собором или приходской церковью. Эти три типа комплексов имели судьбу, разную во всех отношениях. Но одно в ней было общим: в момент диссолюции покров святости был снят, открыв дорогу не только вандализму, но и непраздному любопытству историков, художников, архитекторов. Живописные руины средневековых храмов Англии гораздо раньше, чем на континенте, стали «забавами» владельцев поместий. Возникновению раннего просвещенного интереса к ним не было уже никаких препятствий — напротив, величественные останки манили таинственностью и служили неисчерпаемым источником для раннего романтизма. Это и определило дальнейшее бурное развитие интереса к церковным древностям. Англичане особенно рано, охотно и активно занялись изучением и собиранием всего, относящегося к средневековью.

Людская злоба, как и приязнь, недолговечны. Уже в XVI в. остатки разрушенных аббатств стали предметом сентиментального сожаления (еще Шекспир писал о «голых руинах хора, где допоздна поют милые птицы»). В первом же опубликованном каталоге храмов Англии Джон Спид (1614) признал за монастырскими руинами духовную ценность: «Мы считаем нужным охранять горестные руины наших монастырей, хотя все их прекрасные здания вместе были уничтожены, хотя гробницы в них разрушены, а тела мертвых выброшены из гробов; потому что именно эта самая земля когда-то покрывала тела покойных, напоминая нам о нашей собственной смертности и навевая безрадостные сожаления». (Speed, 1614; Цит. по: Greene, 1992, 20). Рано пробудился также интерес к рукописям и архивам монастырей.13 Могла похвастаться началом раскопок и «монастырская археология». В начале XVII века сэр Джон Оглэндер в унаследованном аббатстве Куар на о-ве Райт напишет: «велел немного покопать, чтобы увидеть, удастся ли мне найти фундамент — но мне не удалось этого» (цит. по: Aston, 1973, 249).

Дело Лиланда продолжил Уильям Кэмден. Уже в 1586 г. (в возрасте 35 лет) он опубликовал свою «Britannia» — настоящую энциклопедию Островных древностей, написанную еще по-латыни. Кроме письменных Источников и эпиграфики, в ней предлагался обзор, графство за графством, всех известных древностей — достаточно подробный, 4fo6bi образовать фундамент для последующих, вплоть до современных, историй ^Рафств. К 1607 она выдержала уже шесть изданий, а в 1789 г. на ее основе вышла переработка Р. Гофа (Gough, 1789). Кэмден хотел «возродить Британию в древности и древности в Британии». Правда, он верил, что бретонцы были потомками троянцев; что монотеизм был учением друидов и подготовил принятие христианства в Британии, что «Хенгист поразил бретонцев при Стоунхендже», а король Артур похоронен в Гластонбери. Но он же первым усомнился в связи этого аббатства с Иосифом Аримафейским. Кэмден широко интересовался археологией и, полагая, что Батское аббатство стоит на месте храма Минервы, списал найденные языческие надписи. Первый из шеренги английских любителей старины, он был предан поискам в духе ренессансных «исследователей древности» не менее, чем аббат Бозио (см. гл. II). Стремление к объективной истине важнее их вполне естественных ошибок.4

Уже в XVII в. описания церковных древностей Англии стали превращаться в рабочий материал для сводов. На их основе планировали и совершали «археологические путешествия», имевшие целью пополнение и проверку собранных данных, а также фиксацию изменений, внесенных в здания за истекшие годы. Итоговым в этом жанре станет наполненное интереснейшими сведениями переиздание «Британнии» по-английски в переработке Гофа, куда включены планы и виды небольших памятников, снабженные масштабом, а иногда и с указанием места каждого надгробия.15 Выдающийся успех фиксации XVII в. — трехтомный корпус Уильяма Дагдэйла и Венцеслава Холлара «Монастикон Англика-нум», иллюстрированный деталями граффити и надписей. Первый том был опубликован в 1655 г. и содержал огромное количество документов об основании обителей и храмов, начиная с XI в., а в некоторых случаях— и ранее. Свод образовал надежную основу исследований по монастырям, особенно в части их владений, покровителей, персонального состава. (Dugdale, Hollar, 1655). Издатели «Монастикона» переписывались с болландистами во Франции, что весьма показательно. Конфессии в XVII веке еще резко разделяли ученых, но общие интересы исследования готовили почву для объединения.

Собственно объектами, за исключением надгробий и гербов, занимались пока мало, но стали появляться книги по истории отдельных комплексов, например, вышло описание аббатства Фэвершем (Кент), в котором автор пытался «спасти от зубов всепоглощающего времени и забвения некоторые памятники, относящиеся до первоначального состояния и условий» аббатства. (Southhouse, 1671). В XVII в. умножились также топографические описания и изображения по заказу покупателей или собственников домов, построенных на руинах монастырей.