МКБ-10 делит расстройства личности на три кластера: [10] странный/эксцентричный; драматичный/неустойчивый и тревожный/заторможенный. И поверьте мне: сюда попадают все обладатели расстройств личности. Тетушка, окруженная кошками и пристально вглядывающаяся в хрустальный шар, в вязаной шляпке с большими звенящими серьгами, которая думает, что в ее спальне обитают некие «силы», а пара, живущая напротив, явно является космическими пришельцами (шизотипическая личность). Увешанный побрякушками, чересчур загоревший завсегдатай бассейна, вколовший себе столько ботокса, что по сравнению с ним даже Микки Рурк выглядит нормально (нарциссическая личность). И уборщица, которую я однажды нанял и которая через три часа мучительной работы продолжала тереть проклятую ванну (обсессивно-компульсивная личность). (Я платил ей почасовую зарплату. Так кто же из нас был сумасшедшим?)

Но расстройства личности не только причиняют неудобства в повседневной жизни. Они вызывают постоянные стычки и в клинической психологии. Одним из камней преткновения является слово «расстройство». Расстройства диагностируют у 14 % населения, поэтому возникает вопрос: а можно ли вообще эти состояния считать расстройствами? Может быть, для описания лучше использоваться слово «личности»? Не исключено. Однако, возможно, мы должны задаться вопросом: а что именно означают расстройства личности? Представляют ли они собой отдельный архипелаг патологий, эпидемиологически отделившийся от побережья континента личности? Или, напротив, образуют часть полуострова Большой пятерки — аванпосты темперамента, исхлестанные яростными штормами?

Факты в пользу второй, антисепаратистской, точки зрения предлагает широкомасштабный обзор, опубликованный Лизой Саулсман и Эндрю Пейджем в 2004 году. Саулсман и Пейдж просмотрели клиническую литературу — исследования, посвященные взаимосвязи между каждым из десяти расстройств личности, перечисленных в МКБ-10, и каждым из параметров личности Большой пятерки, и поместили все свои находки в один большой плавильный котел данных. Анализ показал, что все десять расстройств личности умещаются в рамки модели Большой пятерки, но при этом можно выделить Большую двойку — Нейротизм и Конформность, берущую на себя основную тяжесть ноши.

Вот один пример. Саулсман и Пейдж обнаружили, что расстройства, характеризуемые эмоциональным дистрессом (параноидные, шизотипические, антисоциальные, пограничные и нарциссические), подпадают, что неудивительно, под юрисдикцию Конформности. Были задействованы также, хотя и в меньшей степени, Экстраверсия и Добросовестность. Расстройства личности соприкасались с тем, что мы могли бы назвать водоразделом Светский человек/Отшельник, с гистрионической и нарциссической личностями на одном полюсе и шизоидной, шизотипической и избегающей личностями — на другом (и демонстрирующими соответственно большое или малок количество баллов в графе Экстраверсии). Либо же, если речь шла о добросовестности, расстройства личности имели аналогичный биполярный характер и были связаны с границей Беспечный ездок/Фанатик контроля (антисоциальная и пограничная личности на одном полюсе и обсессивно-компульсивная на другом).

Все вышеизложенное кажется достаточно убедительным. Если всемогущая Большая пятерка составляет солнечную систему нашей личности, тогда отклоняющееся от нормы созвездие расстройств явно образует часть небосвода.

Но, опять-таки, что все это означает для психопатов?

Психопатия, как и сама личность, впервые упоминается в причудливых, хотя и безошибочных описаниях еще в Древней Греции. Философ Теофраст (371–287 гг. до н. э.), сменивший Аристотеля на посту руководителя школы перипатетиков в Афинах, в своей книге «Характеры» дает блестящий список тридцати нравственных темпераментов. Один из них выбивается из общего ряда.

«Безнравственный человек, — горестно сокрушается Теофраст, — пойдет и возьмет в долг у кредитора деньги, которые никогда не вернет… Приобретая мясо на рынке, он напомнит мяснику о тех услугах, которые некогда оказал ему, а стоя около весов, стащит, если сумеет, кусок мяса и суповую кость. Если он преуспеет в этих начинаниях, то прекрасно; если же нет, он украдет кусок требухи и сбежит, смеясь».

И этот человек убежал, смеясь.

Но спустя пару тысячелетий, в начале XIX века, безнравственный человек вернулся — и на этот раз стал одним из ключевых метафизических игроков в спорах по поводу свободы воли. Может ли так быть, ломали голову философы и врачи, что некоторые нарушители моральных границ, бессовестные и никчемные люди, — не просто «плохие», но в отличие от остальных негодяев очень плохо осознают последствия своих поступков (если вообще осознают их)? Один из участников этих дебатов явно считал, что все обстоит именно так.

В 1801 году французский врач Филипп Пине ль написал в своем блокноте слова manie sans delire, после того как некий человек спокойно, хладнокровно и невозмутимо забил собаку до смерти прямо на его глазах. Позже, в том же году, Пинель составил педантичное, всестороннее и чрезвычайно точное описание этого синдрома. Если не считать того, что убийца собаки не продемонстрировал ни малейшего сожаления по поводу своих действий, во всех остальных отношениях он казался абсолютно здравомыслящим человеком. Пинель создал выражение, которое повторяли с тех пор все, кто контактировал с психопатами. Мания без бреда.

Как выяснилось, француз, убивший собаку, оказался не одинок в своих пристрастиях. Врач Бенджамин Раш, работавший в Америке в начале 1800-х, оставил записи, напоминавшие отчеты Пине ля: о таком же гнусном поведении — при сохранных мыслительных процессах. Тем, кто совершал подобные деяния, Раш приписывал «врожденную неестественную нравственную испорченность», при которой «возможна исходная дефектная структура тех частей организма, которые отвечают за моральные качества разума».

«Воля, — продолжает Раш, — может быть сломлена даже у людей, обладающих хорошим пониманием происходящего… воля становится инстинктивным инструментом порочных поступков из-за вмешательства страстей».