Но когда Ник потянул за рычаг или что он там сделал для смены декораций, где-то в мозгу Энди щелкнул главный выключатель.

И неожиданно в игру вступил холодный как лед боец SAS. Пока на экране перед нами сменялись живые, красочные картины расчленения, нанесения увечий, пыток и казней (изображения были настолько живыми, что Энди позже признавался, что «почувствовал запах крови» — тот «тошнотворный сладкий запах, который ты никогда не забудешь») в сопровождении не первоначальной эмбиент-музыки для спа-салона, а воя сирен и шипящего белого шума, физиологические показатели Энди стали меняться в противоположном направлении. Пульс начал замедляться. Кожно-гальваническая реакция ослабевала. А показатели ЭЭГ быстро и резко ослабли.

Фактически к тому моменту, когда представление закончилось, все три физиологических показателя Энди были ниже базового уровня.

Ник никогда не видел ничего подобного. «Это выглядит так, как будто он специально готовился к таким вещам, — сказал Ник. — А когда перед ним, наконец, встала эта задача, его мозг неожиданно отреагировал на нее выбросом жидкого азота в кровь, который выморозил все ненужные удручающие эмоции и погрузил Энди в глубокое состояние экстремальной ситуации и беспощадной сосредоточенности».

Ник покачал головой, явно пребывая в затруднении. «Если бы я сам, лично, не снял эти показания, я бы просто глазам своим не поверил, — продолжил он. — Хорошо, что я никогда ранее не тестировал спецназовцев. И возможно, стоило бы ожидать слабого снижения показателей. Но этот парень полностью контролировал ситуацию. Он настолько настроился на нее, что казался полностью выключенным».

Как раз это и обнаружил Боб Хэер: данные были настолько странными, что было непонятно, откуда они взялись.

Мои же результаты не впечатляли. Мои физиологические показатели резко взлетели вверх. Точно так же, как у Энди, они подскочили выше базового уровня, когда я сидел в ожидании побоища. Но на этом сходство заканчивалось. В разгаре битвы они пошли не вниз, как у Энди, а вверх по экспоненте.

«Ну, по крайней мере это показывает, что все оборудование работает нормально, — заметил Ник. — И что ты нормальный человек».

Мы разом взглянули на Энди, который болтал с аспирантами Ника, обступившими мониторы. Бог знает, что они подумают о нем. Они проанализировали данные Энди — а ему так щедро смазали голову гелем для электродов, что больше всего он напоминал Дона Кинга [39] в аэродинамической трубе.

С другой стороны, я все еще был в шоке после некоторых увиденных кадров. Меня тошнило. Я испытывал тревогу. У меня дрожали колени. Да, как отметил Ник, на экране радара я выглядел нормальным человеком. Иглы самописцев и цифры могли подтвердить мое душевное здоровье. Однако я определенно не чувствовал себя нормальным, когда сжался в углу забитой аппаратурой комнатушки, глядя на цифры на экране компьютера.

Различие наших профилей приводило в замешательство. Если моя электроэнцефалограмма напоминала панораму Нью-Йорка — типичный городской ландшафт с остроконечными высотными зданиями, то данные Энди изображали рельеф курорта для гольфа с пологими холмами на одном из вылизанных островков посреди Индийского океана. Однообразно. Компактно. Отражение нездоровой и жуткой симметрии.

«Это тебя не заставляет ни в чем усомниться? — Я повернулся к Нику. — А что в этом нормального?»

Он пожал плечами и перезагрузил компьютер.

«Может быть, ты сможешь в этом разобраться».

Усталый и отмытый от геля, Энди отбыл в роскошный деревенский отель, где я позже должен был присоединиться к нему для проведения опроса. Но только после того как я снова пройду сквозь строй во время второй фазы эксперимента. Во время которой с помощью «превращения в психопата» мне снова придется услышать щелканье хлыста. Вторая серия увечий, изуродованной плоти и разлившейся крови. Но на этот раз я буду воспринимать все это на свежую голову — в буквальном смысле, благодаря лекарству, которое изобрели Ахмед Карим и Лиана Янг во время своих «злодейских» экспериментов по изменению морали, — дозе ТМС.

«Твое превращение в психопата точно закончится? — смеялся Энди, приглаживая растрепанные волосы. — Хозяин отеля определенно не захочет, чтобы у него в баре ошивались два психа».

«Воздействие ТМС должно пройти примерно через полчаса, — объяснял Ник, усаживая меня в модифицированное стоматологическое кресло, оснащенное подголовником и ремнями для лица и подбородка. — Можешь представить себе ТМС в виде электромагнитной расчески, а мозговые клетки — нейроны — в виде волос. Все, что сделает ТМС, — это уложит эти волосы в определенном направлении, создаст временную нейронную прическу. Которая, как и любая прическа, если ты не будешь поддерживать ее, быстро придет в естественное состояние».

Лицо Энди застыло. Что за черт? Это лаборатория или парикмахерский салон?

Ник усадил меня в кресло зловещего вида и похлопал (слишком успокаивающе, на мой взгляд) по плечу. К тому моменту, когда Ник закончил привязывать и прикручивать меня к креслу, я выглядел как Ганнибал Лектер в одной из оптик Specsavers. Ник разместил катушки ТМС, которые напоминали рукоятку гигантских ножниц, в средней части моего черепа и включил аппарат.

Сразу же возникло ощущение, что какой-то маленький чокнутый шахтер прокладывает шахту вглубь моей головы, пользуясь геологическим молотком. Не могу сказать, что это причиняло боль, но мне не хотелось бы, чтобы он начинал свою работу, причем уже в самом начале его нейронно-минералогических изысканий.