– Графф – лжец, – припечатала Валентина. – Наверное, он ничего Эндеру не показывал.

– Возможно, – признал отец. – Но мы Эндеру не нужны. Ему тринадцать. Он становится мужчиной. С тех пор как он нас оставил, он проявил себя с лучшей стороны, но ему пришлось пройти и через ужасные испытания – а нас рядом не было. Не уверен, что он сможет нас когда-нибудь простить за то, что мы позволили ему уйти.

– У вас не было выбора, – сказала Валентина. – Его все равно забрали бы в Боевую школу, нравилось бы вам это или нет.

– Уверена, разумом он это понимает, – ответила мать. – А душой?

– Значит, я лечу без вас, – сказала Валентина.

Ей и в голову не приходило, что они могут не захотеть лететь к Эндеру.

– Ты оставляешь нас, – сказал отец. – Детям свойственно так поступать. Вы живете в доме, пока не приходит пора его покинуть. А потом вас больше нет. Даже если вы приезжаете в гости, даже если переезжаете жить поближе – это уже не то же самое. Ты думаешь, что ничего не изменилось, но это не так. Это случилось с Эндером, и так будет с тобою.

– Хорошо то, что ты больше не будешь с Питером, – сказала мать, начиная тихо плакать.

Валентина не могла поверить своим ушам.

– Ты проводила с ним слишком много времени, – объяснила мать. – Он на тебя плохо влияет. Делает тебя несчастной. Силком затаскивает в свою жизнь, чтобы ты не могла жить своею.

– Теперь это будет нашей заботой, – добавил отец.

– Удачи вам, – выдавила Валентина.

Неужели такое может быть? Неужели родители по-настоящему понимали Питера? Но если понимали, почему все эти годы позволяли ему… такое?

– Видишь ли, Вэл, – вздохнул отец, – если бы мы полетели к Эндеру, нам бы хотелось быть для него родителями, но у нас нет на то никакого права, никакой власти. Нам нечего ему предложить. Ему больше не нужны родители.

– Может, сестра? – сказала мать. – Сестра, может, и сгодится.

Она взяла Валентину за руку, словно хотела высказать какую-то просьбу.

Поэтому Валентина дала ей то единственное, что могла, – обещание:

– Я буду с ним. Не покину его до тех пор, пока он будет во мне нуждаться.

– Солнце, большего мы и не могли от тебя ожидать, – сказала мать.

Она крепко сжала руку дочери и через мгновение отпустила.

– С твоей стороны это поступок доброго и любящего человека, – сказал отец. – Ты всегда была такой. А Эндер всегда был твоим любимым маленьким братиком.

Валентина вздрогнула, услышав слова из детства. «Любимый маленький братик». Фу!

– Обязательно так его назову при встрече.

– Назови, – сказала мать. – Эндеру нравится, когда ему напоминают о хорошем.

Неужели мама всерьез считает, будто все то, что она знала об Эндере шестилетнем, в равной степени относится к нему сейчас, когда ему тринадцать?

Словно читая ее мысли, мать ответила:

– Люди не меняются в главном, Вэл. Кем ты собираешься стать во взрослой жизни, заранее видно тем, кто по-настоящему знает тебя с рождения.

Валентина рассмеялась:

– Но тогда… почему вы позволили Питеру жить?

Они тоже засмеялись, но несколько скованно.

– Вэл, – сказал отец, – мы не думаем, что ты это поймешь, но определенные стороны Питера, которые делают его… трудным… в один прекрасный день могут сделать его великим.

– А как насчет меня? – спросила Валентина. – Раз уж вы сегодня раздаете предсказания.

– Ох, Вэл, – покачал головой отец, – все, что тебе нужно, – жить своей жизнью, и тогда все вокруг тебя станут счастливее.

– Значит, ничего великого.

– Вэл, – сказала мать. – Добро делает величие одной левой.

– Но только не в учебниках истории, – заметила Валентина.

– Это значит, что историю пишут не те люди, правда? – спросил отец.