Короткая история, которая вызывает у меня чувство тревоги: несколько дней назад я зашел в кафе, чтобы отдохнуть. Вскоре я уже весело разговаривал с молодым парнем по имени Ролло, который работает здесь кассиром. Это очень обаятельный молодой человек, полный энергии и энтузиазма. Его бейсбольная кепка была сильно сдвинута набок, и он почти танцевал под приглушенные звуки рэпа. Из окна я заметил новенький ярко-красный «Ягуар» с откидным верхом. Это была прекрасная машина, которая, вероятно, стоила очень дорого. «Вы разбираетесь в машинах? – спросил я у Ролло. – Взгляните на эту». Не прерывая танца, он приблизился к окну. Увидев автомобиль, он указал на мужчину лет семидесяти, который в одиночестве сидел в своей кабинке. «Это его машинка, – сказал Ролло. – С трудом верится, правда?»

На мужчине был серый шелковый костюм, который мерцал и переливался в дневном свете. Его длинные седые волосы были превосходно уложены. А завершали этот образ итальянские кожаные туфли ручной работы и красивые золотые часы. Его одежда стоила не меньше месячного заработка некоторых работяг.

Первое, что пришло мне в голову, было то, что пока так многие трудятся изо всех сил, стараясь свести концы с концами, этот человек выбрасывает пятьдесят или восемьдесят тысяч долларов на машину. С другой стороны, почему бы нет? Он имеет право тратить деньги на все, что ему заблагорассудится. Если машина доставляет удовольствие, и он никому не причиняет вред, почему я должен критиковать этого человека?

Я представил себе этого тщательно причесанного, одетого в шелковый костюм мужчину рядом с мамушкой Вуди, плетущейся по мрачной улице в дырявой шляпе. Затем ее образ сменился образом синюшных младенцев с врожденной наркотической зависимостью, тех трудностей, с которыми им уже пришлось и еще придется столкнуться в будущем. Все эти образы перемешались в моем сознании.

Задумываются ли обо всем этом состоятельные люди? Ведь если вы станете думать обо всех этих вещах, вы вряд ли сможете позволить себе приобрести какую-нибудь приятную мелочь, даже если она будет стоить несколько центов! Где проходит эта грань?

Во время неформальной беседы офицер Перри сказал, что о человеке можно многое узнать, если выяснить причины, которые приводят его в ярость.

Я сижу, размышляя о молодом человеке, который недавно покончил жизнь самоубийством. Его похороны подтолкнули меня к тому, чтобы закончить главу отрывком из дневника, который я вел в течение нескольких лет. Я не был хорошо знаком со своими дедушками. Одного из них я вообще не знал. Но хотел, чтобы мои внуки знали своего деда – они и их потомки, которым это будет интересно. Поэтому я пишу для них. Я рассказываю о том, кто я, и на что похож современный мир. Я также описываю давно канувший в Лету мир моего детства. Возможно, в пятьдесят лет им будет любопытно прочитать все это, ощущая себя кроликом из сказки «Алиса в стране чудес», заглядывающим в нору, ведущую в прошлое. Вот выдержка из моей записи от 20 января 1995 года. В то время мы с женой работали в Лондоне и наслаждались его достопримечательностями.

Мы находимся в поезде, покидающем родной город Уильяма Шекспира – Стратфорд-на-Эйвоне. Через два с половиной часа мы окажемся на станции Паддингтон. На улице темно. Сегодня днем бабушка ходила смотреть одну из пьес Шекспира, пока я гулял по городу, а затем заглянул на старое кладбище, чтобы пообщаться с местными привидениями.

Как бы я хотел, чтобы вы (мои внуки) прогуливались вместе со мной по этим старинным улочкам! Что-что, а Европа – это кладезь всемирной истории, а у истории есть один основной, непреложный закон: сейчас ты здесь, но через мгновение тебя уже здесь не будет. Неважно, каким положением в обществе ты обладаешь, но в этот мир ты пришел на непродолжительный период времени. А затем, как и прошлогодняя трава, ты высохнешь, и ветер развеет твои останки. И тогда самым главным вопросом будет следующий: удалось ли прожить большую часть отведенного времени в свете?

Кто может сравниться своим величием с Шекспиром? Я стоял на его могиле. Он был и остается таким же мертвецом, как и безымянный бродяга, лежащий по соседству. Сумел ли он насладиться жизнью? Он умер в пятьдесят один год.

Я посетил Национальную галерею в Лондоне. Там я видел дневники Китса, Шелли, Байрона. Все давно обратились в прах, в возрасте тридцати с небольшим лет. Они всемирно известны, но мертвы. Удалось ли им наполнить радостью каждое мгновение своей жизни, проведенной на Земле?

Наш экскурсовод по Лондону показал много узких улочек, в которых могут разъехаться разве что две подводы, запряженные лошадьми. Эти улочки были построены в XIV веке! На камнях все еще видны выбоины от колес повозок. А всего в десяти ярдах расположены рекламные щиты и прочие атрибуты деловой жизни города, которые люди XIV века посчитали бы колдовством! При этом я готов поклясться, что в те дни прежние жители Лондона шагали за своими подводами и рассуждали о тех же самых вещах, о которых мы говорим сегодня, мчась по городу в скоростных машинах. О погоде, налогах, работе, здоровье, детях, которые не уважают своих родителей. Все то же самое. И кто может поручиться, что через шестьсот лет все не останется по-прежнему? Что же останется после того, как все будет сказано и сделано? Случалось ли вам задумываться о подобных вещах?