— Что, Вован, не слышал про такое? — тихо поинтересовался я.

— Штирлиц?.. — заискивающе проблеял сын своего отца.

— Слушай, Вован, слушай…

Жукова вызвали на совещание к Сталину. Сталин спросил у Жукова:

— Товарищ Жуков! А вы знаете, что немцы позволяют себе разбрасывать над нашими позициями листовки, где в названии героического Сталинграда пропущена буква «р» и это не лучшим образом сказывается на моральном состоянии защитников города?

Жуков ответил:

— Товарищ Сталин! У главнокомандующего Паулюса в должности пропущена буква «л» и поэтому то, чем он командует, уже окружено и скоро капитулирует.

— Хорошо, товарищ Жуков, вы свободны!

Выходя из кабинета Сталина, Жуков, вытирая холодный пот со лба, сказал:

— Жопа с усами!

Это услышал секретарь Сталина Поскребышев, зашел в кабинет Сталина и сказал:

— Товарищ Сталин! Когда товарищ Жуков вышел из Вашего кабинета, он сказал «Жопа с усами».

— Вызвать ко мне товарища Жукова!

Жуков пришел.

— Товарищ Жуков! Когда Вы вышли из моего кабинета, вы сказали «Жопа с усами». Кого Вы имели в виду?

— Гитлера, конечно!

— Так. А Вы кого имели в виду, товарищ Поскребышев?

Так вот, Сталинградом немцы подавились. Они выдохлись и поняли, что на физическую силу есть сила духа…

Все застрочили в тетрадях и новенький тоже. Ну, ни фига себе, у него «паркер» чуть ли не с золотым пером. Не нравится мне этот хмырь. Надо узнать кто у него папа, хотя вряд ли круче главы администрации города. Так что там, где Вовочке четыре, этому тройбан.

Увы, денек набирал обороты. На перемене ко мне подскочила Лиля-трудовичка и, призывно глядя снизу вверх, сообщила:

— Тебя Ильич вызывает. По-моему, проблемы.

По моим расчетам, шеф о проблеме еще узнать не должен. «Аудюху» я припарковал с черного входа под густыми зарослями. Предпочитаю его подготовить, но вполне возможно, что кто-нибудь уже донес. Та же Лиля. Она бегает туда курить и преисполнена ко мне самыми противоречивыми чувствами: от кошачьего восторга до злого презрения отвергнутой простушки.

Она бы с удовольствием покхвоктала над моей проблемой, подставила жилетку и не только.

К моему удивлению, у шефа в кабинете сидел тот тип в белой рубашке. Когда впорхнула секретарша с кофе на подносе, я понял, что совершил глобальную ошибку, приняв «золотой паркер» за ученика. Хотя понять меня можно, на уроках даже у шестиклассников трещат мобильники, а в десятых цветы жизни пару раз небрежно доставали ноутбуки.

В угодливом изгибе, наш Ильич представил меня:

— Наш новый учитель истории — Петр Петрович Дроздов. Месяц как преподает. Классный руководитель десятого «в». Читает двадцать часов в неделю, согласился на полставки… — пока он блеял, я отключился. И так ясно, это проверяющий, скорее всего из районо. Вряд ли он в восторге от моей методики «истории в анекдотах». Его щечки порозовели то ли от избытка молодости, то ли от давления — гипертония-то помолодела. Мужика явно раздирали плохие эмоции:

— Вам не кажется, что педагогика не ваше поприще?

— А я и не педагог.

— Кто же вы?

— Автомеханик.

— Что ж не в гараже?

— К детям потянуло.

— Своих нет?

— Не обзавелся.

— Вы бы хотели, чтобы ваш ребенок изучал Великую Отечественную через слово «жопа»?

— Еще я употреблял фамилии Сталин, Жуков, Паулюс, Гитлер. Через слово «жопа» эти дети лучше запоминают. Если я скажу «Сталинградская битва — перелом в Великой Отечественной», они не поймут ни слова. Когда я пришел, они думали, что Троцкий — это директор школы, а Ильич его ласковое отчество. Теперь они запросто шутят на тему любой личности в истории.

— Если ты такой же автомеханик, как и педагог, я бы не доверил тебе даже «Запорожец».

"Тебя бы, козел, в нашу роту на недельку и слово «жопа» стало бы поэзией, — этого я вслух не произнес, хотя хотелось. Тонкошеему кузнечику все-таки удалось задеть меня за живое. Ездил он явно не на «запоре», а вот круче военной кафедры в заштатном «педе» точно ничего не знал. Его нынешнее положение наверняка результат родительских заслуг. Городок этот, хоть и не столичный, но промышленный, со своими бабками, мафией и начальством.

— Свободен, — отрезал кузнечик.

Следующие минут пятнадцать я курил во дворе, на сегодня уроков больше не было. Учебный год только начался, осень стояла изумительно теплая и у большинства еще осталась летняя форма одежды, что было для меня важным, так как другой у меня просто не было. Под скамейкой, где я сидел, валялись два использованных шприца и окровавленная вата. Ну вот, а меня распекают за антипедагогические методы. Да я цветочек рядом со своими подопечными: не ширяюсь, колеса не глотаю, пью мало.