— В случае неповиновения открываем огонь на поражение!

— Черт! — заорала я. — Он же глухой как тетерев!

Но меня, конечно, никто не услышал. Я безнадежно отстала. Я давила на газ и ругалась на чем свет стоит. Никогда не повесит Сазон на свою машину знак «глухой водитель». Потому что он, Сазон Сазонов, прекрасно слышит, а судя по тому, что не заметил ни меня, ни ГАИ, еще и прекрасно видит. Хоть бы Мальцев ему как-то посигналил, а то и правда откроют по моим дедам огонь на поражение. Я, наплевав на все светофоры, пыталась догнать машину ДПС в надежде переключить внимание гаишников на себя, даже если ради этого мне придется совершить ДТП. Но сирена выла далеко впереди, я катастрофически не успевала.

Я догнала их только на загородной трассе. Догнала, потому что все три машины стояли у обочины. Сделав вид, что у меня заглох мотор, я остановилась неподалеку и приготовилась увидеть расстрелянный Патрол — ведь только пули могли остановить Сазона — но увидела совсем другую картину. Растерянный гаишник стоял у джипа, рядом прыгал щуплый Сазон, сильно и дружелюбно похлопывая его по плечу. Мальцев что-то усердно писал на капоте своей Тойоты. Гаишник был суровый, матерый, в чине. Он ожидал «бригады», перестрелки, крутых разборок; был готов к подвигу и повышению по службе. Вместо этого из джипа выскочил глухой старикашка, а из Тойоты вылез отрешенный поэт.

— Не серчай, командир! — орал Сазон так, что даже мне было слышно. — У меня машина — зверь! Рвет из-под седла! Еле затормозил!

Сазон громко рассмеялся и что-то сунул гаишнику. Тот сразу решил побыстрее уехать и почти побежал к своей Волге с мигалками, но тут его догнал седовласый Мальцев, дернул непочтительно за рукав и сунул тонкую книжицу. Наверное, это сборник стихов «О былом» с автографом. Сазон гоготал у Патрола:

— Это тебе для души, командир! И для тела! Мукулатура-литература!

Командир по-быстренькому развернулся и укатил, врубив сирену.

Меня раздирало любопытство и я решила последить за дедами. Сделать это было нетрудно, они решительно не замечали ничего вокруг. Не хватало только одного — скорости, мой «запор» больше восьмидесяти не давал. Деды в считанные секунды оторвались от меня, но я решила, что если просто тупо ехать в том же направлении, что и они, то может, увижу что-нибудь интересненькое. Трасса была та же, по которой гнала Бэлка в свой клуб, машин на ней попадалось мало. Ехали долго, я уж было подумала, не решили ли деды просто погонять по ночному шоссе, как вдруг увидела, что их машины свернули в чистое поле. Добравшись до этого места, я обнаружила, что там грунтовая дорога и, не задумываясь, свернула на нее, надеясь, что «горбатый» не развалится от тряски. Внезапно сильно завоняло помойкой, в голову полезли нехорошие мысли. Впереди замаячили костры и какие-то люди. Иномарки резко затормозили рядом с ними как строптивые кони. Я выключила фары и поехала в кромешной темноте в надежде поближе подобраться незамеченной.

Остановилась я довольно далеко, но все равно поняла, что место действия — городская свалка, а люди у костра — бомжи. Вонь стояла такая, что захотелось плюнуть на все, врубить фары и умчаться в город.

— Эй, жук навозный! Вылезай из помойной ямы! — донеслись вопли Сазона. — Начальство прибыло!

От костра отделилась длинная тень и не торопясь направилась к Патролу. Судя по всему, Сазон не очень заботился о конспирации.

— По коням! — проорал он.

Оборванец залез в джип. Машины пронеслись мимо меня в обратном направлении. Так как я съехала с дороги, то не попала в свет их фар и деды меня опять не заметили. Я не поехала за ними, я устала гоняться за этими ковбоями, сжигая бензин и выжимая из «горбатого» то, чего он не может. Тем более, что пока я пилила бы по грунтовке, они бы уже умчались на край света.

Мне пришла в голову другая мысль. Сработали журналистские навыки и тяга к нестандартным ситуациям. Я порылась в сумке, выбирая оружие. Пистолет Сазона был тяжелым, неудобным, и я не очень хорошо представляла как им пользоваться. Зато Каринин — легкий, маленький, почти целиком помещался в руку и у него имелась только одна пимпочка, на которую, видимо, и нужно было давить. Идти в бомжатник без оружия наготове, я, честно говоря, побоялась.

Я закурила и потопала к тому костру, от которого деды прихватили с собой аборигена. Подойдя поближе, я отбросила сигарету, чтобы достойно начать разговор.

— Жирные бычки бросаем, мадамочка! — крикнул мне косматый тип, похожий на портрет неардентальца в учебнике.

— Кучеряво живем! — дружелюбно пояснила я.

Вторая фигура, сидевшая рядом с неардентальцем, встала, оказавшись теткой в клешеном полупальто и ажурном белом платке. Она с проворством голодной Таньки отыскала окурок в траве, отряхнула его и двинулась обратно.

— Эй, тетка! Я этнограф! Изучаю обычаи и нравы местных жителей. Поможешь мне за сто рублей?

Тетка обернулась.

— Пятьсот, — густым басом сказала она. — Мы тут не бедные. Задарма не работаем.

Я решила, что это мотовство, но согласилась и присела к костру.

— Пятьдесят процентов вперед, мадамочка! — сказал косматый. — По предоплате работаем.

Я протянула им двести пятьдесят рублей и почесала дулом затылок.

— Ты зажигалочку спрячь, а то рванет ненароком, — посоветовал любитель женской одежды. — Прикурить мы тебе завсегда поможем. Ты же этнограф, зачем как на стрелку пришла?