– Да! Нет… – Дина почувствовала, что ее грубо и в извращенной форме… шантажируют. – Гостиница – это очень дорого, – пробормотала она.

– Ничего, я не разорюсь, – усмехнулся Левин.

– Туда не пускают с московской пропиской.

– У тебя устаревшие сведения. За деньги сейчас пускают кого угодно и куда угодно.

– Там тараканы!

– Я их не боюсь.

– А горничные воруют личные вещи!

– У меня нет вещей, которые представляли бы интерес для горничных.

– Тогда… Тогда проваливай! – Дина распахнула входную дверь и широким жестом указала в подъезд. – Проваливай!

Левин замешкался.

– Тут… это… – Он пошарил глазами по холлу и, натолкнувшись взглядом на собаку, обрадовался. – Я должен предупредить тебя, что Пантагрюэль беременный. У него скоро будут щенки.

Дина закрыла дверь.

– Этого не может быть, – сказала она. – Он кобель.

– Он сука. То есть она – сука. Кстати, одного щенка я уже пристроил. Его заберет Титов.

– Я этого не переживу. – Слезы набежали Дине на глаза, и она стала часто моргать.

– Того, что щенка заберет Титов? – удивился Левин.

– Того, что мой кобель – сука! Беременная! От меня это скрыли в приюте! Слушай, может быть, твой Титов заберет сразу всего Пантагрюэля?! Целиком?! А не одного щенка?

– Ну уж нет! Собака – это твоя затея. Ты с ней и разбирайся. Прощай! – Левин открыл дверь и решительно шагнул за порог.

– Стой! – Дина втащила его в квартиру и захлопнула дверь. – А как же твоя… мебель! Посуда? Шторы? Ковры? Всякие милые безделушки?! А хочешь, я разрешу тебе поставить в ванную зеленую раковину?

– Нет, не хочу. Я разбил ее.

– Жаль.

– А мне нет. Она действительно была слишком мрачной.

– Ну, хочешь, я не буду ставить свою? Персиковый цвет, если честно, слишком гламурный, пошлый, невнятный…

– Ставь что хочешь. Мне плевать на дизайн твоей квартиры.

– Моей?

– Ну да. Ты купила ее на день раньше и заплатила на пять тысяч дороже.

– Ну что ж, тогда прощай!

– Прощай! – Он наклонился и стал перевязывать безупречно завязанный шнурок на своем ботинке.

– Послушай, – Дина наклонилась к его уху и доверительно спросила: – Послушай, там, в ванной, на той квартире, ты вчера сказал: «Стой! Не ходи сюда, не надо!» Почему? Почему ты так говорил?

– Не хотел, чтобы ты визжала как резаная. – Не разгибаясь, Левин из неудобного положения заглянул ей в глаза.

– Мне показалось, ты хотел поберечь меня.

– С чего ради?

– С того, что я женщина! Слабая, нервная, впечатлительная!

Он наконец разогнулся, взял ее за подбородок и захохотал:

– Это ты слабая? Ты нервная и впечатлительная?! Да я рядом с тобой чувствую себя хрупкой и нежной европейской безделушкой. А ты… ты вчера была просто великолепна! Во-первых, даже не пикнула, увидев обезображенный труп. Во-вторых, четко и по-деловому опознала изъеденную марганцовкой звезду. В-третьих, абсолютно со всех – с соседей, с оперативников, с криминалистов, со следователей прокуратуры и даже с журналистов – пыталась стрясти деньги на ремонт своей комнаты!

В-четвертых…

Дина открыла дверь.

– До свидания! – четко выговорила она и зачем-то по-военному отдала Левину честь.

– Пока, – поклонился Левин и взял чемодан. – Пока! – Он шагнул за порог.

– А ты читал утренние газеты? – хмуро спросила Дина, глядя ему в спину.

– Мне нет дела, что пишут местные борзописцы. – Левин остановился и обернулся. – А ты что, с утра носилась в киоск?

– Нет, кто-то сунул пачку газет в наш ящик.

– Опять привидение?

– Я думаю, газеты купил и принес Филипп Филиппович.

Левин пожал плечами.

– Ну, я пошел.

– Иди.

Левин спустился на три ступеньки вниз.

– Мне кажется, ты не хочешь меня отпускать, – не оборачиваясь, сказал он.

– А мне кажется, не очень-то ты собираешься уходить!

– Ну почему же – пока! – Он обернулся, выразительно помахал ей рукой и пошел вниз.

– Стой!

– Стою. – Он замер с занесенной для шага ногой.

– Иди.

Левин спустился почти на пролет, но вдруг резко развернулся, перескакивая ступени, взлетел наверх и остановился перед распахнутой дверью.