— Ну и?

— А у меня нету. Он обещал еще зайти. Ладно, пойду у Витальевны спрошу, — сказал Сашок, — бывай.

Отсутствовал он недолго.

— Может, этого, а? — подмигнул заговорщицки сосед, когда Юра на очередной его звонок открыл дверь.

— Чего этого? — раздраженно спросил Юра.

— Водочки? Ты не против?

На душе было слишком пасмурно, чтобы возражать, и Юра пропустил соседа в квартиру.

— Где ты водку взял-то? — спросил он, ставя на стол рюмки.

— Купил. — На лице Сашка отразилось безмерное удивление глупому вопросу.

— У тебя же денег не было.

— Так я ж у Витальевны одолжил, — еще больше удивился вопросу Сашок и наполнил рюмки.

— Ты же говорил, что для участкового…

— Пошел он, поганка!.. Ему и так хватит. У меня воровать нечего, значит, и охранять нечего. А балконную дверь я себе укреплю. Еще и сигнализацию поставлю.

Минут через двадцать Сашок, пошатываясь, удалился и вернулся еще с одной бутылкой. Разговор пошел о наболевшем.

— Сашок, а что ты думаешь обо всем этом? — спросил Юра.

— О чем?

— О моратории.

— О беззаконии? — Сашок был неумолимо точен в определениях.

Юра кивнул.

— Ты веришь президенту? — уточнил он свой вопрос.

Сашок, пьяно оттопырив нижнюю губу, отрицательно покрутил головой:

— Это нужно им, чтобы преступники расслабились и себя открыли.

— Думаешь?

— Точно. А иначе какой смысл? Смотри, что творится. Сегодня меня на улице чуть не застрелили — случайно. Нет, смысл может быть только один: чтобы преступники обнаружились.

— Да. Пятнадцать лет назад я тоже так думал — и теперь на бобах.

Сосед ничего не ответил.

— Это последний шанс. — Юра смотрел в пространство перед собой и как будто сам с собой разговаривал.

— Зачем тебе, Юра?

Юра с удивлением посмотрел на соседа. Тот был трезвее, чем он думал.

— Понимаешь, это шанс для тех, кто не успел тогда. Вот ты можешь купить нефтяную скважину?

— На что она мне?

— Если тебе уже все по фигу, то хотя бы затем, чтобы на твоих детей в школе не показывали пальцем и не говорили, что у них папа — нищий. Чтобы после школы они могли спокойно поступить в институт, пусть не в Америке, но хотя бы здесь. Чтобы они не комплексовали перед своими девчонками, потому что Вася Пупкин может сводить их в ресторан, а они — нет.

Сашок помрачнел.

— И однажды сын у тебя спросит, — продолжал Юра, — «Папа, а почему у Васи Пупкина есть, а у меня нету, почему Вася Пупкин может, а я нет, почему ему можно, а мне нельзя? Разве у меня папа — не самый лучший, не самый сильный, не самый умный, не самый богатый?»

— Наше дело маленькое, — угрюмо ответил сосед.

— Все зависит от тебя.

— Ничего от меня не зависит. — Сашок уже не злился, в его пьяном голосе чувствовались философские интонации.

— Что-то еще зависит. Помнишь, ты мне говорил, что сейчас даже мастерскую не откроешь, потому что все бумажки не соберешь?

— Да уж, пожарным дай, милиции дай, санэпидемконтролю дай, налоги, лицензии. И, главное, как можно сделать деньги без денег?

— Вот тебе дали еще один шанс.

— Э-эх, — потянулся Сашок. Он не был настроен на то, чтобы поддерживать эту тему, но Юре хотелось перед кем-то выговориться.

— Понимаешь, Сашок, надо дергаться. Пока есть силы, надо дергаться.

— Висельник тоже дергается. Сначала.

— При чем здесь висельник? — Юра вспомнил слышанное от Ильи сравнение. — Вот представь: две амебы… Знаешь, кто такие амебы?

— За амеб. — Сашок поднял полную рюмку.

— Это одноклеточные. Простейшие микроорганизмы. Может быть, наши предки. Так вот, если взять двух амеб, и вокруг нет пищи… Какая выживет?

— Хитрая?

— Нет. Выживет та, которая больше двигается. Пускай вслепую, наобум, но двигается. У нее больше шансов. Она может натолкнуться на пищу. Та, которая не дергается, не натолкнется уж точно. Понял, Саша? Надо дергаться. Даже когда нет пищи. Надо дергаться. Это касается и людей. Закон один.

— Сунь пальцы в розетку — будешь дергаться.

— Нет, Сашок, ты не понимаешь…

— Тут не дергаться надо. Надо, чтобы не было совести.

— Согласен! — горячо поддержал его раскрасневшийся от духоты и алкоголя Юра. — Если взять двух: у одного есть совесть, у другого нет, то лучше при прочих равных устроится тот, у кого ее нет. У него не будет никаких… оков.

— У амебы?

— При чем здесь… Помнишь, Илья учил: «Забудь о совести — и ты станешь другим человеком». Сейчас я понимаю, как он прав.