Эдди воззрился на Критика в откровенном восхищении:

– Я не понимаю ни слова, черт побери, из того, что вы тут говорите, но думаю, способен распознать родственную душу. Уверен, что ЭКоВоГС бы захотел, чтобы я остался.

– ЭКоВоГС ничего такого бы не захотел, – серьезно возразил ему Критик. – Они бы хотели, чтобы вы спаслись, чтобы они могли изучить и разложить по полочкам каждую деталь ваших переживаний. Ваши американские друзья прискорбно ослеплены предполагаемой действенностью рационального, всеобъемлющего цифрового анализа. Прошу вас, поверьте мне – гигантские вихревые потоки в обществе эпохи постмодерна слишком велики, чтобы их мог познать отдельно взятый человеческий разум, пусть даже с помощью компьютерной перцепции или лучшей компьютерной системы социологического анализа. – Критик поглядел на свой терминал, будто серпентолог, изучающий кобру. – Ваши друзья из ЭКоВоГСа сойдут в могилу, так и не осознав, что всякий жизненно важный импульс человеческой жизни прерационален по природе своей.

– Что ж, я-то уж точно не уйду, пока не въеду, что это значит. Я намерен помочь вам сражаться в правом бою, сэр.

Критик с улыбкой пожал плечами:

– Спасибо, что только что доказали мою правоту, молодой человек. Разумеется, юному американскому герою всегда есть место погибнуть в европейской политической борьбе. Не хотелось бы нарушать устоявшуюся традицию.

Со звоном разбилось стекло. В окно влетел дымящийся осколок сухого льда, прокатился по полу офиса и начал растворяться. Повинуясь исключительно инстинкту, Эдди метнулся вперед, подхватил его голыми руками и выкинул назад за окно.

– Ты в порядке? – спросила Фредерика.

– Конечно, – удивленно ответил Эдди.

– Это была химическая газовая бомба, – объяснила Фредерика. Она поглядела на него так, словно ждала, что он вот-вот упадет замертво.

– Очевидно, химикаты, замороженные в лед, оказались не слишком токсичными, – выдвинул предположение Критик.

– Да какая это химическая бомба. – Эдди выглянул за окно. – На мой взгляд, это был просто кусок сухого льда. Вы, европейцы, помешались на паранойе.

К немалому своему удивлению, он увидел, что у них под окном на улице разворачивается настоящее средневековое представление. Приверженцы Нравственного Рефери – а их было три или четыре сотни – и хорошо организованная колонна маршировала в мрачном дисциплинированном молчании, – очевидно, питали слабость к средневековым безрукавкам, плащам с бахромой и разноцветным штанам. И факелам. Факелам уделялось особое место.

Все здание внезапно содрогнулось, немедленно взвыла охранная сигнализация. Эдди выгнул шею, чтобы посмотреть, что происходит. С полдюжины человек били в дверь ручным гидравлическим тараном. Облачены они были в шлемы с прозрачными забралами и металлические доспехи, поблескивавшие на солнце.

– Нас атакуют рыцари в сверкающих доспехах, – объявил Эдди. – Поверить не могу, что они делают это среди бела дня.

– Футбольный матч только что начался, – сказала Фредерика. – Время они выбрали наилучшее. Теперь их никто не остановит.

– Эти штуки открываются? – Эдди потряс решетки на окнах.

– Слава богу, нет.

– Тогда дай мне вон те диски с данными, – потребовал он. – Да нет, не эту мелочь. Давай мне полновесные тридцатисантиметровые.

Распахнув окно, он начал забрасывать толпу летающими тарелками мегабайтов. У дисков оказалась превредная аэродинамика, а кроме того, они были тяжелые и с острыми краями. Наградой ему стал ужасающий заградительный огонь из кирпичей, перебивших окно по всему второму и третьему этажу.

– Вот теперь они разозлились, – прокричала, перекрывая вой сигнализации и крики толпы внизу, Фредерика. Все трое обитателей офиса скорчились под столом.

– Ага, – отозвался Эдди.

Кровь у него кипела. Он подхватил длинный плоский принтер и послал этот новый снаряд за окно. В ответ дюжина металлических дартс – на самом деле это были короткие булавы – влетели в окно и засели в потолке.

– Как они пронесли это через таможню? – крикнул Эдди. – Наверное, сами сделали вчера ночью. – Он рассмеялся. – Может, побросать их назад? Я могу их собрать, если встану на стул.

– Не надо, не надо, – крикнула Фредерика. – Держи себя в руках! Не убивай никого, это непрофессионально.

– А я и не профессионал, – отозвался Эдди.

– Слезай оттуда, – приказала Фредерика, а когда он не послушался, выбралась из-под стола и всем телом придавила его к стене. Она пришпилила руки Эдди, бросилась на него с почти эротической напряженностью и зашипела ему в ухо:

– Спасайся, пока можешь! Это всего лишь Переворот.

– Перестань, – выкрикнул Эдди, пытаясь вырваться из ее захвата. В окна влетели еще несколько кирпичей и, прокатившись по полу, остановились у их ног.

– Если они поубивают этих никудышных интеллектуалов, – жарко забормотала она, – на их место придут тысячи новых. Но если ты не покинешь это здание сию секунду, ты умрешь здесь.

– Господи, да знаю я, – выкрикнул Эдди и наконец оттолкнул ее, оцарапавшись при этом о ее наждачный плащ. – Не распускай нюни.

– Эдди, послушай! – заорала Фредерика, сжимая кулаки в полосатых перчатках. – Дай мне спасти тебе жизнь! Потом отдашь долги! Отправляйся к родителям в Америку и не забивай себе голову Переворотом. Это все, что мы вообще тут делаем, – все, на что мы вообще годны.