6. Заметьте особенно эти слова. Не сказал Спаситель: когда уверуют все люди, но: когда будет всем проповедано. Потому-то Он и прибавил: во свидетельство языком, давая чрез то знать, что Он не будет отлагать пришествия Своего дотоле, пока все уверуют. Во свидетельство здесь значит: в обвинение, в обличение, в осуждение неверовавших. А мы, слыша и видя это, спим и видим грезы, как бы погруженные в самый глубокий полночный сон. И действительно, происходящее теперь наяву, радостное ли то или прискорбное, ничем не лучше грез. Потому и умоляю вас наконец пробудиться, и воззреть к Солнцу Правды. Сонный не может видеть солнца и усладить взор свой красотою лучей его. Если же что и видит, то все как бы во сне. Итак, нам нужны теперь глубокое раскаяние и обильные слезы, как потому, что мы грешим и остаемся бесчувственными, так и потому, что грехи наши велики и превышают прощение. А что я не лгу, в том свидетелями большая часть слушателей. Впрочем, хотя грехи и превышают прощение, обратимся все же к покаянию, и мы удостоимся венцов. Покаянием же я называю не то, чтобы только отстать от прежних худых дел, но и то, чтобы показать большие добрые дела. Сотворите, сказано, плоды достойны покаяния (Лк. 3, 8). Как же нам сотворить их? Поступая напротив. Например, ты похищал чужое? Вперед давай и свое. Долгое время любодействовал? Теперь воздерживайся и от своей жены в известные дни; привыкай к воздержанию. Оскорблял и даже бил, кого ни встречал? Вперед благословляй обижающих тебя и благодетельствуй бьющим. Для исцеления нашего недостаточно только вынуть стрелу, но еще нужно приложить к ране лекарство. Ты предавался прежде сластолюбию и пьянству? Теперь постись и пей воду; старайся истребить зло, происшедшее от прежней жизни. Ты смотрел прежде сладострастными очами на чужую красоту? Вперед для большей безопасности совсем не смотри на женщин. Уклонись, сказано, от зла и сотвори благо (Пс. 33, 15), и еще: удержи язык твой от зла и устне твои, еже не глаголати льсти (Пс. 33, 14). Ая требую, чтобы ты еще говорил доброе. Взыщи мира и пожени и (Пс. 33, 15) не только с людьми, но и с Богом. Прекрасно сказано: пожени. Подлинно мир отринут и изгнан, и, оставив землю, отошел на Небо. Но мы можем возвратить его опять, если только, оставив гордость, наглость и все, что препятствует ему, захоти вести жизнь скромную и кроткую. В самом деле, нет ничего хуже наглой надменности. Она-то и делает нас и напыщенными, и в то же время раболепными, а потому в первом случае – смешными, во втором – отвратительными, и таким образом производит зараз два противоположных порока: гордость и подлое ласкательство. Если же мы искореним эту ненасытную страсть, то будем и истинно смиренными, и высокими без всякой для себя опасности. От излишества ведь и в телах наших происходит порча соков, и когда составные части нашего тела по чрезмерности выходят из своих границ, то рождаются бесчисленные болезни и страшные случаи смерти. То же самое бывает и с душою.

7. Итак, отсечем всякую безмерность и, принявши спасительное врачевство умеренности, будем жить добропорядочно, как следует, и станем усердно прилежать к молитвам. Если и не получим просимого, будем молиться, чтобы получить; если же получим, не престанем молиться и по получении просимого. Бог не для чего-нибудь иного откладывает исполнение наших прошений, но для того, чтобы замедлением возбуждать к неусыпным молитвам. Для того-то Он и отлагает исполнение наших прошений, и часто попускает нам впадать в искушения, чтобы мы непрестанно к Нему прибегали и не оставляли Его. Так поступают и любящие отцы и чадолюбивые матери: видя, что дети перестают ласкаться к ним и оставляют их, чтобы играть с своими сверстниками, они часто приказывают слугам своим пугать их, чтобы страхом принудить их бежать к материнским объятиям. Так и Бог часто угрожает нам не потому, что Он готов исполнить над нами Свои угрозы, но для того, чтобы привлечь к Себе. Оттого-то, когда мы к Нему обращаемся, Он тотчас перестает быть грозным. Если бы мы были одинаковы как в благополучии, так и в искушениях, то не было бы и нужды в искушениях. И что нам говорить о себе? И сами святые мужи часто вразумляемы были искушениями. Потому-то и говорит пророк: благо мне, яко смирил мя ecu (Пс. 118, 71). И Сам Христос говорит апостолам: в мире скорбни будете (Ин. 16, 33). То же самое разумеет и Павел, когда говорит: дадеся ми пакостник плоти аггел сатанин, да ми пакости deem (2 Кор. 12, 7). Вот почему, хотя и просил он избавиться от этого искушения, он не получил просимого, потому что ему от него была большая польза. Если пройдем всю жизнь Давида, то найдем, что и он был светлее во время бедствий. И не только он, но и все другие, ему подобные. Так Иов наиболее сиял во время бедствий; тогда же наиболее прославился Иосиф; также Иаков, и отец его, и отец отца его, и все, которые когда-либо сияли и получили блистательнейшие венцы, увенчались и прославились от скорбей и искушений. Зная все это, не будем, по словам мудрого, скоры во время наведения (Сир. 2, 2), а научимся тому единственно, чтобы мужественно все переносить, и, что бы ни случилось с нами, ни о чем не любопытствовать и не беспокоиться. Знать, когда должны кончиться наши скорби, принадлежит Богу, Который их попускает, а переносить эти скорби со всею благодарностью – есть дело уже нашей благопризнательности. Если будет так, то все будет у нас хорошо. А чтобы это действительно было, чтобы нам быть славнее здесь, на земле, и блистательнее на Небесах, будем принимать все, постигающее нас, с благодарностью к Тому, Кто лучше нашего знает, что нам полезно, и Кто любит нас сильнее самих родителей. Эти две мысли припоминая себе при каждом постигающем нас бедствии, будем укрощать скорбь свою и прославлять Бога, Который во всех случаях все творит и устрояет в нашу пользу. Таким образом мы и легко отразим все наветы, и получим нетленные венцы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава, держава, честь ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

1. Почему же Христос говорит, что они не верили Иоанну? Потому что это была не вера, если они не приняли Того, о Ком Иоанн проповедовал. Они по видимому внимали и учению пророков, и словам Законодателя, – и однако Христос обличал их в невнимании, потому что они не приняли Того, о Ком предрекали пророки. Аще бо бысте веровали Моисеови, говорит Он, веровали бысте Мне (Ин. 5, 46). И впоследствии, когда Христос спрашивал их: крещение Иоанново откуду бе? – они так рассуждали между собою: аще лиречем: от земли, боимся народа; аще речем: с небесе, речет нам: почто убо не веровасте ему? (Мф. 21, 25–26). Из всего этого, таким образом, видно, что они приходили к крещению и крестились, но не пребыли в вере проповеданному. И евангелист Иоанн открывает нам их злобу, когда, говоря о посланных спросить Крестителя: Илия ли ты, Христос ли ты? тотчас прибавляет: посланнии же беху от фарисей (Ин. 1, 21, 24). Так что же? А простой народ разве не точно так же думал? Правда, говорит; но только простой народ думал так по простоте сердца, фарисеи же хотели уловить его. Так как, например, было известно, что Христос придет из веси Давидовой, а Иоанн был от колена Левиина, то они и предлагали ему коварный вопрос, чтобы в самом его ответе найти случай напасть на него. Это видно и из дальнейшего: несмотря на то, что он и не дал тех ответов, каких они ожидали, они все-таки нападают на него, говоря: что убо крещаеши, аще ты неси Христос? (Ин. 1, 25). Но чтобы тебе еще более увериться в том, что фарисеи приходили креститься с одними мыслями, а простой народ с другими, послушай, как показал это евангелист. О простом народе он говорит, что он приходил и крестился от Иоанна, исповедуя свои грехи; а о фарисеях говорит уже не то, но вот что: видев жемноги фарисеи и саддукеи грядущия, рече: рождения ехиднова, кто указал вам бежати от будущаго гнева? Какая высота духа! Как сильно говорит он к людям, всегда жаждавшим крови пророков, – людям, ничем не лучшим змей! С какою свободою он обличает и их самих, и родивших их!

Так, скажешь; свобода велика; но вот что надобно спросить: имеет ли она какое-либо основание? Ведь он видел их не согрешающими, но кающимися; казалось бы, поэтому он должен был не порицать их, а похвалить и принять за то именно, что они, оставив город и свои дома, пришли слушать его проповедь. Что же мы на это скажем? То, что он обращал внимание не на настоящие обстоятельства, не на то, что происходило, но видел тайные их помышления, которые открыл ему Бог. Так как они величались своими предками, что и было причиною их погибели, и повергло их в беспечность, то он исторгает самый корень их гордости. Потому же и Исайя называет их начальниками содомскими и народом гоморрским, а другой пророк говорит: не якоже ли сынове Ефиопстии вы есте? (см.: Ис. 1, 10; Ам. 9, 7). Так все их предостерегают от этого предрассудка, смиряя их гордость, бывшую для них источником бесчисленных зол. Но ты скажешь: пророки справедливо так поступали, потому что они видели их согрешающими; здесь же почему и для чего делать это Иоанну, когда он видит их уже покорными? Для того, чтобы еще более смягчить их. Если же кто со вниманием рассмотрит его слова, то и в самом обличении откроет похвалу им, потому что эти слова были произнесены им от удивления, что они, хотя и поздно, но все же могли сделать то, что казалось некогда невозможным. Следовательно, и самое обличение их Иоанном означает более желание привлечь их и расположить к покаянию. В то время, когда он по видимому поражает их, он открывает и прежнее их великое нечестие, и вместе с тем их дивную и неожиданную настоящую перемену. Как это могло быть, говорит он, что они, будучи детьми таких родителей и так худо воспитаны, начали раскаиваться? Откуда такая перемена? Кто смягчил суровое их сердце? Кто исцелил неисцельное? Смотри, как он с самого начала поразил их, говоря им о геенне. Не о обыкновенных бедствиях сказал он им, как, например: «кто внушил вам бежать от врагов, нашествия варваров, плена, голода и язвы?» Нет; он угрожает им другим наказанием, о котором они еще не имели ясного понятия, говоря таким образом: кто указал вам бежати от будущаго гнева?

2. Справедливо назвал Иоанн фарисеев и порождением ехидны. Подобно тому как это животное убивает мать, его рождающую, и является на свет, как говорят, разгрызая у ней чрево, так и они поступали, убивая своих отцов и матерей и раздирая своими руками учителей. Впрочем, Иоанн не останавливается на одном обличении, но предлагает и совет: сотворите, говорит, плоды, достойные покаяния (Мф. 3, 8), потому что недостаточно только удалиться от нечестия, но надобно показать и великую добродетель. Не делайте же, говорит он им, того, что для меня противно, а для вас обыкновенно, и не возвращайтесь к прежним порокам, только смирившись на малое время. Мы уже не в таком положении, как прежние пророки. Настоящие обстоятельства отличны от прежних и выше, потому что ныне грядет сам Судия и Господь Царства, чтобы возвести нас к высшему любомудрию, воззвать на Небо и привлечь в тамошние обители. Потому-то я и говорю о геенне, что теперь как награды, так и наказания вечны. Итак, не оставайтесь в прежних ваших пороках, не указывайте, по обычаю, в свою защиту на благородство ваших предков – Авраама, Исаака и Иакова. Впрочем, этими словами он не возбранял им называться потомками этих святых, но возбранял слишком полагаться на это, пренебрегая добродетельною жизнью. Говоря так, он раскрывал и настоящие их мысли, и предрекал будущее. Действительно, они и после того еще говорили: мы отца имеем Авраама, и никому же работахом николиже (см.: Ин. 8, 33). Так как это особенно побуждало их к гордости и приводило к погибели, то Иоанн прежде всего и обличает этот порок. Смотри же, с каким уважением к патриарху приступает он к их исправлению! Сказавши: не начинайте глаголати: отца имамы Авраама, не сказал: патриарх не может принести вам никакой пользы, но с какою-то кротостью и ласковостью то же самое дал разуметь словами: может Бог от камения сего воздвигнути чада Аврааму (Мф. 3, 9). Некоторые говорят, что здесь Иоанн указывает на язычников, называя их иносказательно камнями. Но, по моему мнению, слова эти заключают в себе и другую мысль. Какую же? Не думайте, говорит, что если вы погибнете, то патриарх уже останется бездетен. Нет, нет! Богу возможно и от камней дать ему детей и продолжить род его, так как и с начала так было, потому что от камней быть людям все то же, что родиться младенцу от бесплодной матери. Так и пророк, указывая на это, говорит: воззрите на твердый камень, из негоже изсечени бысте, и в юдоль потока, из неяже ископани бысте. Воззрите на Авраама, отца вашего, и на Сарру, породившую вы (см.: Ис. 51, 1–2). Итак, напоминая им об этом пророчестве, он показывает, что как с самого начала Бог чудесным образом соделал Авраама отцом, как бы из камня, так и ныне это возможно. Примечай, как он их и устрашает, и поражает. Не сказал, что уже воздвиг, чтобы они не пришли в отчаяние, но – что может воздвигнуть. Притом не сказал, что может людей воздвигнуть от камней, но гораздо более – родных чад Аврааму. Видишь ли, как он их отводит от плотских мыслей и надежды на предков, чтобы они в собственном покаянии и смиренномудрии имели надежду на спасение? Видишь ли, как он, истребляя в них мысль о родстве по плоти, вводит родство по вере?

3. Но примечай, как он и последующими словами умножает их страх и возбуждает в них беспокойство. Сказав, что может Бог от камения сего воздвигнуты чада Аврааму, он тотчас присовокупил: уже и секира при корени древа лежит (Мф. 3, 10). Вся речь его вселяет ужас. И он, по самому образу своей жизни, мог говорить очень свободно; да и они требовали сильного обличения, потому что уже давно огрубели. Сказать ли вам, говорит он, что вы имеете лишиться родства с патриархом и увидите других воздвигнутых от камения, получающих ваши достоинства? Но наказание ваше этим не ограничится; оно прострется далее. Уже бо, говорит, секира при корени древа лежит. Ничто не может быть ужаснее этого выражения. Ты видишь уже не серп летящий, не ограду разрушенную или виноградник потоптанный, но острейшую секиру, и, что еще ужаснее, лежащую при дверях. Не веря пророкам, они часто говорили: «где есть день Господень?», и: да приидет совет Святаго Израилева, да разумеем (Ис. 5, 19). Так как предсказания часто исполнялись по прошествии многих лет, то, чтобы лишить их и такого утешения, он угрожает им близким бедствием, что и выразил словом: уже, присоединив еще: при корени. Нет уже, говорит, никакого расстояния, но при самом корени лежит. Не сказал: при ветвях, или: при плодах, но: при корени, научая их, что, в случае их нерадения, они подвергнутся ничем не отвратимым бедствиям и без всякой надежды избавления. И это потому, говорит, что пришедший не есть уже раб, как приходившие прежде, но Сам Господь всяческих, в руке Которого страшное и ужасное наказание. Впрочем, устрашив их таким образом, он не попускает им впасть в отчаяние. Как раньше он не сказал, что Бог уже воздвиг, но что может воздвигнуты чада Аврааму, чтобы и устрашить их и в то же время утешить, – так точно и здесь не сказал, что секира уже прикоснулась к корню, но что лежит при корени, близ него, – чем исключает всякое замедление. Впрочем, хотя и полагает в такой близости, но самое посечение ставит в зависимость от вашей воли. Если вы покаетесь и сделаетесь лучшими, то и секира эта будет отнята от корня, ничего ему не сделавши. Если же будете делать то же, что и прежде, то и секира не замедлит с корнем исторгнуть дерево. Для того именно она и не отнимается от корня и, лежа при нем, не посекает его, чтобы вы, с одной стороны, не предались беспечности, а с другой – убедились бы в том, что еще можете, хотя и в краткое время, спастись, если покаетесь. Таким образом, он всячески умножает их страх, чтобы пробудить их и привести к покаянию. Действительно, отпасть от предков, видеть других на своем месте, быть при дверях опасности и подвергнуться неизбежному злу, что он означает чрез корень и секиру, – все это достаточно к тому, чтобы и самых беспечных людей возбудить и соделать деятельнейшими. На то же самое и Павел, указывая, говорит: слово сокращено сотворит Господь на всей земли. Но не бойся; или, лучше, бойся, но не отчаивайся! Ты еще можешь надеяться на перемену; приговор еще не произнесен, и секира еще не начинает посекать (что в самом деле препятствовало бы ей посекать, когда она уже при корени?), а лежит для того, чтобы внушаемым страхом исправить тебя и сделать способным приносить плоды. Для того-то он и присоединяет: всяко древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает и во огнь вметаемо. Сказав: всяко, этим он опять истребляет всякую надежду на благородство предков. Будь, говорит он, потомок самого Авраама, имей своими сродниками бесчисленных патриархов, но если сам ты не принесешь плода, то понесешь лишь двойное наказание. Этими словами он устрашает и мытарей, потрясает и сердца воинов; впрочем, не повергает их в отчаяние, а только отводит от всякой беспечности. Слова его, внушая страх, предлагают и великое утешение, потому что выражение: еже плода добра не творит – показывает, что древо, приносящее плод, свободно от всякого наказания.

4. Но скажут: как мы можем принести плод, когда нам угрожают посечением, когда остается уже так мало времени и конец уже приближается? Можешь, отвечает он, потому что от тебя не требуется плода такого, какой приносит дерево. Плод древесный требует и много времени, и зависит от перемен погоды, и многого также требует попечения. Но тебе стоит только захотеть – и дерево тотчас прозябнет. К такому плодородию весьма много способствует не только свойство корня, но и искусство самого земледельца. Итак, чтобы не стали говорить, что ты нас смущаешь, стесняешь и делаешь нам насилие, полагая секиру и угрожая посечением, в самом наказании требуешь от нас плода, – Иоанн, в доказательство того, как легко приносить плоды, присоединяет: аз убо крещаю вы водою; Грядый же по мне, креплий мене есть, Емуже несмь достоин разрешить ремень сапог: Той вы крестит Духом Святым и огнем (Мф. 3, 11). Этими словами он показывает, что нужны одно только желание и вера, а не труды и подвиги; и, как легко креститься, так легко и перемениться и сделаться лучшими. Потрясши, таким образом, их душу страхом Суда, ожиданием наказания, напоминанием о секире, отчуждением их от предков, приведением новых чад и двояким наказанием – посечением и сожжением, смягчив всеми способами их жестокосердие и возбудив в них желание избавления от этих зол, он, наконец, начинает беседу и о Христе, но не просто, а отдавая Ему великое преимущество, и потом, полагая различие между Ним и собою, чтобы не подумали, что он говорит это из одного угождения, сравнивает то, что дает каждый из них. В самом деле, он не тотчас сказал: Емуже несмь достоин разрешить ремень сапог Его; но, показав прежде недостаточность своего крещения, которое ничего более не могло сделать, как только привести их к покаянию (потому и не сказал: водою оставления, но: покаяния), говорит и о крещении Христа, преисполненном неизреченных даров. Чтобы ты, говорит, слыша, что Он по мне грядет, не стал презирать Его, как уже после пришедшего, – познай силу Его дара, и ты ясно поймешь, что я не сказал ничего лишнего, ни даже надлежащего, сказав: несмь достоин разрешити ремень сапогу. Итак, когда ты слышишь, что Он креплий мене есть, не думай, чтобы я говорил это только по сравнению; я недостоин быть даже в числе рабов Его, и самых даже последних рабов, и в служении Ему воспринять даже самую низкую должность. Вот почему он не просто сказал – сапоги, но – ремень сапогов, что считалось самым последним делом. Потом, чтобы ты не подумал, что это сказано по смирению, он приводит в доказательство самые дела: Той вы крестит Духом Святым и огнем. Видишь, какова мудрость Крестителя! Когда сам проповедует, то говорит все страшное и ужасающее, когда же посылает ко Христу, то уже говорит кротко и утешительно. Не говорит уже ни о секире, ни о древе посекаемом и во огнь вметаемом, ни о будущем гневе, но указывает на отпущение грехов, отнятие наказания, оправдание, освящение, искупление, усыновление, братство, участие в наследии и обильное излияние Святого Духа. Все это разумел он под словами: крестит вы Духом Святым, выражая этим иносказанием обильное излияние благодати. Не сказал: даст вам Духа Святого, но – крестит вы Духом Святым; присоединением же слов: и огнем еще более выражает силу и могущественное действие благодати.