– Ты прав, Андрей, – сказал Христо.– Без Марины мы не должны ничего обсуждать с тобой. Букашка, позови всех.

Букашка подошла к темному пролому в стене. Я догадался, что раньше это была шахта лифта, курсирующего от первого Кремля ко второму, подземному. Что скажешь, вымысла бывшим не занимать…

– Все к учителю. Учитель зовет!

Глухое эхо потащило слова сквозь землю наверх.

– Букашка, – поморщился Христо. – Я же просил…

Марина села напротив меня. Улыбнулась. На ней – серый комбинезон, на лоб надвинута белая шапочка, из – под которой торчат пряди рыжих волос. Зеленые глаза светятся теплом. Тихая радость стала расти в моем сердце, но снаружи это никак не проявилось, во всяком случае, я так полагал. Сцепив пальцы, я исподлобья смотрел на Марину.

– Все в сборе, – удовлетворенно сказал Христо. – Познакомься, Андрей. Это Снегирь.

Над столом приподнялся широкоплечий краснолицый детина с окладистой бородой.

– Кисть потерял по пьяной лавочке.

– Спасибо за пояснение, Христо, – пробасил Снегирь и салютовал мне обрубком правой руки.

– Вовочка.

Мне улыбнулся щербатым ртом старичок с подвижными глазами. Морщинистое личико его обрамляли седые, похожие на паутину, волоски, каким-то чудом держащиеся на висках. Макушка Вовочки была блестящая и ровная, как яйцо, окунутое в масло, и в ней отражалось пламя костра.

– С Киркоровым и Букашкой ты уже знаком. Ну и с Мариной, конечно.

– Кто вы такие? – спросил я, обращаясь к Христо.

– В первую очередь, мы просто люди, – ответил тот, задумчиво глядя на огонь. – Во вторую, – мы возрожденцы.

– Возрожденцы?

– Да.

– Что это значит?

– Андрей, это трудно, почти невозможно объяснить тому, кто не знает всполохов.

– Он знает, – произнесла Марина.

– Да, – кивнул Христо. – И потому ты здесь, Андрей. Марина, кажется, уже говорила с тобой на эту тему?

– Нет, – соврал я, с удовольствием увидев, как лицо девушки краснеет.

– Ну что ж, – спокойно продолжил Христо. – Тогда я скажу тебе. Мы все видим всполохи, тот, кто утверждает, что не видит их, – лжет. Это проблески истины, отголоски прошедшей грозы. День Гнева одолел человека, однако ему не удалось до конца истребить память. Память бессмертна, как бы кому-то не хотелось обратного.

– Мне хотелось бы.

– Понимаю, Андрей. Я сам поначалу боялся всполохов, и не желал быть тем, чей образ предлагала мне память. Христо Ивайловым, сыном советника болгарского посольства, избалованным мальчиком, больше всего в жизни любящим ночные клубы, девочек и таблетки экстази. Или вот, Вовочка… Всполохи больше всех донимают его. В мире бывших он был важной шишкой, настолько важной, что мог бы предотвратить День Гнева. Во всяком случае, ему так кажется. Я прав, Вовочка?

– Прав, – отозвался старик. – Страх помешал мне…

– Ну, не расстраивайся, – мягко сказал Христо.

– А я не хотел быть Олегом Снегиревым, – произнес Снегирь. – Коррумпированным полицейским, за взятку пропустившим на футбольный матч террористку.

– Вот именно, – кивнул Христо. – А Киркоров не хотел петь глупые песни и носить блестящие одежды.

– Упаси Бог, – ужаснулся Киркоров.

– Букашка не желала быть Ольгой Букашиной, секретарем приемной комиссии, а Марина…

– Нет, Христо.

Марина резко выпрямилась, глядя на учителя вспыхнувшими глазами.

– Хорошо, – спохватился Христо. – Так вот…

– Если вы так страшитесь прошлого, – перебил я, посмотрев на Марину, – то какого же дьявола вы намерены возрождать?

Лицо Христо засияло:

– Ты не ошиблась, Марина. Похоже, он как раз тот, кто нам нужен.

Можно подумать, что вы нужны мне.

– Мы намерены возродить человека, Андрей. Не мир, в котором он жил, ибо тот мир был ужасен. Мир похоти и злобы, мир тела, бесконечной погони за комфортом и совершенного забвения души. День Гнева был неизбежен и необходим, как дождь в снедаемом зноем городе. Но человек не заслужил столь глубокого падения. Человек, при наличии воды, умывается так же легко, как пачкается. Мы хотим дать человеку воду и построить новый мир с умытым человеком.

Тихий голос Христо сливался с шумом костра. Мне казалось, что со мной говорит ожившее пламя.

– Новый чистый человек построит мир света. Мир без политики, денег, религии, без всего того, что повлекло либо могло повлечь День Гнева.

Я расскажу тебе небольшую историю, Андрей.

В мире бывших была война – одна из бесконечной вереницы. Осажденный город медленно умирал, но в нем боролась за жизнь хрупкая девушка. Ее соседи по лестничной клетке погибли от бомбежек, холода и голода, и ей казалось, что она совершенно одна в огромном доме. Пережить один день – это была цель, сопоставимая с полетом на Марс.

У девушки осталось всего одно полено, прочное и красивое с виду: кора ровная, жесткая, древесина янтарная, обещающая тепло. Но когда, собрав остатки сил, девушка ударила по нему топором, полено разлетелось на мягкие ошметки, так как было оно совершенно трухлявое.

Девушка легла в холодную постель и стала ждать смерть, как вдруг до нее донесся детский плач. Ей показалось, что она ослышалась. Но плач повторился. Где-то наверху плакал ребенок.

И она встала и пошла, несмотря на боль и отчаяние.