Ей пришлось пойти на хитрость, чтобы встретиться с Джинджер Стерн, той самой женщиной, которая работала с Марго. Джинджер решительно отказывалась говорить о своей бывшей пациентке, пока Клэр не сменила тактику. Она заявила Джинджер, что сама является социальным работником, хотя это было лишь полуправдой. В свое время они с Джоном действительно специализировались на социальной работе в Католическом университете Вашингтона. Но если Джон с успехом защитился по избранной специальности, то Клэр лишь с трудом закончила курс обучения. Среди наставников она обрела репутацию молодой особы, которая слишком привыкла витать в облаках, чтобы успешно справляться с суровой реальностью. Один из профессоров, оценивая ее навыки и умения, так и написал: «Мисс Харт не способна признать тот факт, что в своей повседневной деятельности люди не всегда руководствуются интересами окружающих. Это способно помешать ей в оказании действенной помощи своим клиентам». В свою очередь, один из однокурсников Клэр выразился более прямо. «Как человек, Клэр, ты выше всяких похвал, – заявил он. – Но вот социальный работник из тебя получится паршивый». Клэр отмахнулась от его слов, как отмахивалась от всего, что не желала слышать.

В аспирантуре она посвятила себя реабилитационной терапии, которая давала больше простора ее позитивному мироощущению, тогда как Джон продолжил изучение социальной работы, добавив к этому такую специальность, как управление в сфере здравоохранения. Имя Джона как раз и помогло ей добиться встречи с Джинджер Стерн.

– Джон Харт-Матиас? – с воодушевлением воскликнула Джинджер. – Это тот, что из фонда?

Оказалось, что брат Джинджер участвовал в той реабилитационной программе, которую финансировал их фонд. Сама Джинджер была неплохо осведомлена об истории создания фонда: молодой человек, работавший в реабилитационном центре, получил по достижении двадцати пяти лет огромную сумму в несколько миллионов долларов. Эти деньги он унаследовал от родителей, погибших в авиакатастрофе. Он мало что потратил на себя и свою семью, вложив почти всю сумму в создание Фонда Харт-Матиас. В целом все так и было, только в пересказе Джинджер Джон предстал едва ли не сказочным героем. Впрочем, какая разница? Главное, что это помогло Клэр договориться о встрече с женщиной, которая теснее прочих общалась с Марго Сен-Клер.

Джинджер поджидала ее в здании больницы. Взору Клэр предстала энергичная и очень молодая блондинка – моложе, пожалуй, чем была та же Марго. Держалась она, невзирая на возраст, с изрядной долей уверенности в себе. Джинджер провела Клэр в свой маленький, без единого окна кабинет. Сама она устроилась за столом, а Клэр опустилась на единственный свободный стул, выглядевший так, будто приобрели его где-то на распродаже.

– Боюсь, мне трудно с точностью определить цель своего визита, – сказала Клэр извиняющимся тоном. – Все дело в том, что Марго никак не выходит у меня из головы.

– Оно и понятно, – улыбнулась Джинджер. – Я слышала, вы говорили с ней прямо на краю моста. Поверить не могу, что кто-то мог решиться на такое.

– Это один из тех поступков, которые совершаешь импульсивно.

Джинджер бросила на нее испытующий взгляд.

– Вы же понимаете, что в случившемся нет вашей вины?

Клэр вздохнула.

– Умом-то я понимаю, что это так. Жаль только, мне не удалось задержать ее хотя бы на несколько секунд. Полицейские были совсем близко.

– Во всяком случае, вы попытались. Не каждый на это способен. А Марго… – она покачала головой. – Марго была не из тех, кто прислушивается к другим, – Джинджер вздохнула и привстала. – Хотите, я покажу вам ее комнату?

Клэр кивнула. Оставив на спинке стула пальто, она вышла за Джинджер из кабинета. Стены длинного, тускло освещенного коридора были выкрашены в грязно-зеленый цвет. В колледже им втолковывали что-то относительно целенаправленного использования цвета в психиатрических учреждениях – ради создания у пациентов соответствующего умонастроения. Интересно, чего пытались достичь этим оттенком зеленого? Уж точно не вывести людей из депрессии. С каждым шагом Клэр чувствовала себя все более подавленной.

– Марго болела уже очень давно, – сказала Джинджер, уверенно шагая по коридору. – С того самого дня, как потеряла на мосту своего брата. Все эти годы о ней заботилась мать, но когда та умерла, отец привез Марго на освидетельствование. Сам бы он с ней просто не управился. Он навещал ее тут время от времени, но год назад он и сам скончался. – Она открыла одну из дверей и отступила, пропуская Клэр вперед. – Вот ее комната.

Взору Клэр предстали две кровати, два ночных столика и два маленьких, приземистых шкафчика для одежды. На одной из бледно-зеленых стен висели плакаты с изображением Элвиса Пресли. Он же красовался на трех вышитых подушках, лежавших тут же, на кровати.

– Она что, была фанаткой Элвиса? – с изумлением спросила Клэр.

– Нет, – рассмеялась Джинджер. – Это кровать Нонни. Бывшей соседки Марго.

На половине Марго не было ничего. Только голые стены и кровать, застеленная зеленым покрывалом.

– Я так понимаю, вещи Марго уже забрали? – заметила Клэр.

– Да нет, – подойдя к постели Марго, Джинджер провела рукой по тонкому покрывалу. – Марго была не из тех, кто любит заниматься украшательством. Она ничего не вешала на стены – по крайней мере, на протяжении тех двух лет, что я тут работаю. Собственно говоря, у нее была всего одна фотография, – открыв ящик ночного столика, Джинджер вытащила оттуда снимок в рамке и передала его Клэр.

То был семейный портрет – выцветшее черно-белое изображение, явно сделанное любителем. Мужчина и женщина стояли на ступеньках белого дома, размеры и форму которого невозможно было определить на таком близком расстоянии. Перед взрослыми расположились трое детишек: белокурые мальчик и девочка примерного одного возраста и темноволосый паренек, явно выше их и взрослее.

– Брат привез ей эту фотографию, когда она только поступила к нам, – сказала Джинджер.

– Этот высокий парнишка?