– «Давайте, – говорит он. – Фонарики ближе. Я не думаю, что он укусит, но если ошибусь, мне и придется расплачиваться за ошибку».

– Мы наклонились ближе и направили лучи в рот мертвеца. Там все было красным и черным, за исключением розового языка. Я слышу, как пыхтит и кряхтит док и говорит, не нам, а себе: «Еще немного». Он надавил на челюсть, опуская ее ниже. Потом сказал нам: «Поднимите их, светите прямо в горло». Мы и посветили. Лучи прошли над розовым языком мертвеца и сошлись на чем-то болтающемся в глубине рта, как это там называется…

– Небный язычок, – одновременно ответили Стефани и Дейв.

Винс кивнул:

– Ага, это. А за язычком я увидел что-то еще – или верх чего-то еще, – темно-серое. Мы освещали это две или три секунды, но доку Робинсону вполне хватило. Он вытащил пальцы изо рта мертвеца, нижняя губа чавкнула, словно лопнул пузырь жвачки, но челюсть осталась отвисшей. Док плюхнулся на задницу, тяжело дыша.

– «Вы, парни, должны меня поднять, – говорит он, отдышавшись. – Ноги затекли от колен вниз. Черт, какой же я дурак, раз позволил себе так растолстеть».

– «Я тебе помогу, если ты скажешь, что там, – говорит Джордж. – Ты что-нибудь увидел? Потому что я – нет. А ты, Винсент?»

– «Думаю, что да», – отвечаю я. По правде говоря, я чертовски хорошо – извини, Стефф, – знал, что увидел, но не хотел показывать, что соображаю лучше Джорджа.

– «Ага, оно там, это точно, – говорит док. Дышит с трудом, но в голосе слышится удовлетворенность, как у человека, которому удалось почесать труднодоступное зудящее место. – Кэткарт его вытащит, и тогда мы узнаем, кусок ли это стейка, или свинины, или чего-то еще, но мне кажется, значения это не имеет. А имеет значение следующее: он пришел сюда с куском мяса в руке, сел, чтобы поесть, наблюдая за игрой лунного света на воде. Привалился спиной к этому мусорному баку. И подавился, как тот негритенок в детской считалке. Последним куском того, что он принес с собой? Возможно, но необязательно».

– «После его смерти чайка могла спикировать и утащить недоеденное прямо из руки, – говорит Джордж. – Так что остался только жир».

– «Правильно, – соглашается Док. – А теперь помогите встать, или мне ползти до автомобиля Джорджа и подтягиваться за ручку дверцы?»

– И что ты думаешь, Стеффи? – спросил Винс, промочив горло глотком колы. – Тайна раскрыта? Дело закрыто?

– Как бы не так! – воскликнула она, не обратив внимания на одобрительный смех стариков. Ее глаза сверкали. – Причина смерти, возможно, определена, но… Что это, кстати, было? У него в дыхательном горле? Или я забегаю вперед?

– Дорогуша, нельзя забежать вперед в истории, которой не существует, – ответил Винс, и его глаза тоже блестели. – Задавай вопросы, забегай вперед, назад, со стороны. Я отвечу на все. И Дейв, как я понимаю, тоже.

Подтверждая, что так оно и есть, ответственный редактор «Островного еженедельника» добавил:

– Это был кусок говядины, может, стейка, и, вероятнее всего, лучшего качества: вырезка или филей. Мясо было слабо прожарено, и в свидетельстве о смерти написали: «Асфиксия, вызванная перекрытием дыхательных путей» – хотя у человека, которого мы всегда называли Парень из Колорадо, случилась и массивная церебральная эмболия, другими словами, инсульт. Кэткарт решил, что перекрытие дыхательных путей привело к инсульту, но кто знает, может, все произошло с точностью до наоборот. Сама видишь, даже причина смерти довольно скользкая, если начинаешь копать глубже.

– Одна история в этом есть – маленькая история, – и я собираюсь рассказать ее тебе, – вновь заговорил Винс. – О молодом человеке, который в чем-то похож на тебя, Стефани, хотя мне хочется думать, что ты попала в лучшие руки, когда пришла пора навести окончательный лоск на твое образование: более сочувствующие. Ему было, думаю, двадцать три года. Как и ты, он приехал издалека, правда, с Юга, а не со Среднего Запада, и тоже стажировался после диплома, но в криминалистике.

– То есть он работал с доктором Кэткартом и что-то выяснил.

Винс улыбнулся:

– Логичная догадка, дорогуша, но ты ошиблась насчет того, с кем он работал. Его звали… как его звали, Дейв?

Дэвид Боуи отличался отменной памятью на имена и называл их с точностью не знавшей промаха Энни Оукли.

– Дивейн. Пол Дивейн.

– Точно, как только ты сказал, сразу вспомнил. Этого молодого человека, Дивейна, определили на трехмесячную последипломную стажировку к двум детективам из управления генерального прокурора штата. Только в его случае лучше сказать: приговорили. Они обошлись с ним очень плохо. – Глаза Винса потемнели. – Людей постарше, которые так относятся к молодежи, жаждущей учиться… Я думаю, их надо гнать с работы. Но слишком часто вместо розового квитка они получают повышение по службе. Меня никогда не удивляло, что Бог чуть наклонил мир перед тем, как закрутить. Многое из происходящего теперь отражает тот наклон.

– Этот молодой человек, Дивейн, провел четыре года в некоем учебном заведении, кажется, Университете Джорджтауна, желая обучиться науке, позволявшей отлавливать преступников, и надо же, судьба отправила его на стажировку к двум детективам, большим любителям пончиков, которые превратили его в мальчика на побегушках. То он возил документы из Огасты в Уотервилл, то отгонял зевак от места автомобильной аварии. Иногда ему дозволяли замерить размер следа или сфотографировать отпечаток протектора. Но редко, должен сказать, редко.