— Как ты можешь говорить такое после того, как он поступил с нашим папой? — отпрянула от нее Кларри. — После посещения Робсона отец сдался. Встреча с этим человеком лишила его сил сопротивляться.

— Нет, Робсон здесь ни при чем, — прошипела Олив. — Это сделала ты.

Кларри встала. Она устала от жалоб Олив.

— Я не собираюсь спорить.

— Это твоя вина! — закричала Олив. — Во всем виновата твоя идиотская гордость! Если бы ты согласилась выйти замуж за мистера Робсона, все было бы хорошо. Отец примирился бы с твоим решением, если бы Белгури снова процветало.

— Не фантазируй, — ответила Кларри. — Такого никогда бы не было. Робсон получил бы нашу землю и не выполнил бы обещаний.

— Ты неправа, — сказала Олив, снова готовая разрыдаться. — Это был наш единственный шанс. Но ты все испортила. Если бы ты вышла замуж за Робсона, папа сейчас был бы жив!

Кларри выбежала из комнаты, уязвленная обвинениями сестры. Ерунда! Даже если бы она и согласилась на этот отвратительный брак, отец никогда бы его не благословил.

Однако Кларри не могла избавиться от гложущей ее мысли: не ускорила ли она смерть отца, отказавшись выйти замуж за Уэсли? Это была сомнительная возможность сохранить Белгури, но все же это был шанс. Может, ей следовало попытаться переубедить отца, пока не стало слишком поздно? Она уже никогда этого не узнает, но это усугубляло ее и без того мучительное чувство вины за его смерть.

На следующей неделе Белгури было выставлено на продажу. Олив продолжала изводить Кларри обвинениями в эгоизме, упрекая за то, что она оттолкнула Уэсли.

— Что сделано, то сделано, — резко бросила Кларри. — Теперь слишком поздно что-либо менять.

— Может быть, и нет, — возразила Олив. — Почему бы тебе не написать мистеру Робсону и не сообщить ему о том, что ты передумала? А еще лучше поехать к нему самой. Я могла бы поехать с тобой.

— Нет! — воскликнула Кларри. — Я не могу. Он даже ничего не написал нам по поводу смерти отца.

— Значит, ты не любишь Белгури так, как говоришь, так, как люблю его я! — восклицала Олив. — Если бы я могла, то сделала бы что угодно, лишь бы остаться здесь, даже вышла бы замуж за такого человека, как Уэсли Робсон.

— Прекрати! — взмолилась Кларри.

— Не прекращу, — сказала Олив, — и не уеду отсюда. Я никогда не поеду в Ньюкасл, ты не заставишь меня это сделать!

Кларри решила посоветоваться с Камалем, но от него было мало толку.

— Вы должны принять волю Аллаха, — сказал он и продолжил заниматься своими делами, погруженный в печаль.

Когда пришло второе письмо от Джейреда и Лили с великодушным предложением поселиться в их доме в Ньюкасле до тех пор, пока сестры не достигнут совершеннолетия, у Кларри будто гора свалилась с плеч. Но Олив беспрерывными рыданиями довела себя до болезненного состояния. У нее было несколько сокрушительных приступов кашля, после которых она совершенно обессилела. К тому же она простудилась. Кларри вместе с Камалем ухаживали за ней с растущим беспокойством. Олив ничего не говорила, но ее глаза были полны упрека.

Кларри уже начала подумывать о том, что еще недавно казалось ей невозможным: она поедет к Уэсли Робсону и будет просить его о помощи. Она готова униженно молить его о прощении, если это поможет вернуть сестру к жизни. Попросив Аму приглядывать за Олив, она в сопровождении Камаля отправилась в Верхний Ассам.

Весь день они ехали вниз по склону холма через лес и джунгли, остановились на ночь в чайном домике и продолжили путь на следующий день, пока не добрались до Гувахати, раскинувшегося по обе стороны реки Брахмапутры. Здесь Кларри и Камаль оставили своих пони на постоялом дворе и сели на пароход, который через два дня пути вверх по реке доставил их в Тезпур. Сойдя на берег, они наняли двуколку, чтобы ехать в горы неподалеку от Нагаона.

Поначалу Кларри была настолько очарована сдержанной красотой туманной речной долины, что мало о чем думала, кроме самого путешествия. Но когда ландшафт сменился и они стали приближаться к Оксфордскому поместью, ее нервное напряжение многократно возросло. Что же она, в самом деле, скажет, когда окажется лицом к лицу с Уэсли Робсоном?

Подъехав к воротам поместья, Кларри и Камаль были поражены масштабами чайных плантаций. Посадки тянулись на многие мили по склонам холмов, так далеко, как можно было охватить взглядом. Получив разрешение въехать, они еще час добирались до центральной усадьбы, мимо добротно построенных производственных помещений. Множество работников сновало между рядами чайных кустов, согнувшись под тяжестью своей ноши. Кларри изумила такая активная деятельность в столь ранний сезон, но здесь растения уже буйно зеленели, а воздух был теплым и влажным. В Белгури по ночам все еще случались заморозки.

В самом центре поместья, среди прекрасных декоративных садов виднелись низенькие дома, а также гольф-клуб и ухоженная площадка для игры в поло.

Из конторы вышел смотритель и, поприветствовав гостей, предложил им выпить. Он был бенгальцем и дружелюбно беседовал с Камалем.

— Смотритель говорит, что может отвести вас к помощнику руководителя, — сказал Кларри Камаль. — Он в цеху.

У девушки замерло сердце.

— А где же мистер Робсон? — спросила она, вдруг ощутив сухость во рту.